В данной главе мы не пытаемся найти ответы на все эти вопросы. У нас более узкая цель: обсудить появление и эволюцию организованного знания, а также постепенный рост того, что со временем, в начале XIX в., стало называться «общественной наукой»[119]. Однако пока будем следовать своему плану, нам может оказаться полезным не забывать обо всех этих вопросах.
На протяжении большей части истории человечества прослеживается четкая связь между наукой и географическими открытиями, с одной стороны, и улучшением условий человеческой жизни – с другой. Конечно, приходится признать, что изобретательность человека имеет и обратную сторону, поскольку позволяет ему постоянно совершенствовать способы нанесения вреда себе подобным. Однако нельзя не изумляться тому, как эта изобретательность со временем все сильнее улучшает качество жизни человечества. Как минимум, это верно в отношении точных наук.
Однако, как только мы обратим внимание на вопросы, которые непосредственно относятся к данному тексту, – вопросы усовершенствования общественного порядка, увидим совершенно другую историю. В этой области, как указывает Альберт Хиршман, попытки усовершенствований начали предприниматься не так давно: «Когда-то, хотя не так уж и давно, социальный, политический и экономический порядок, при котором жили мужчины и женщины, воспринимался как нечто само собой разумеющееся»[120]. Причиной несчастий и несправедливости долго считалось нечто неизменное, например, человеческая природа или Божья воля. Только в XVIII в. мыслители начали предполагать, что человеческое счастье можно организовывать, меняя общественный порядок. Эту задачу сформулировал в своем знаменитом высказывании Сен-Жюст: «Счастье – это новая идея для Европы»[121]. То было время Просвещения и первых шагов к созданию общественной науки.
Основной вопрос, который мы будем задавать далее: до какой степени современная общественная наука действительно соответствует идеалам улучшения жизни человека? Не вышло ли так, что в последние несколько десятилетий основные тенденции в общественных науках вели нас в неверном направлении – в сторону ars gratia artis (искусства для искусства), а не в сторону наращивания общественно полезных знаний? Этот вопрос намеренно сформулирован провокационно, и ответы на него, возможно, окажутся не полностью удовлетворительными. Однако он помогает нам сфокусировать внимание.
Давайте начнем с краткого взгляда на европейское Просвещение. Будучи, пожалуй, самым глубоким из всех тех интеллектуальных преобразований, которые сформировали западную цивилизацию, оно задаст подходящий контекст нашей дискуссии о системных различиях. Просвещение по сей день остается предметом