– Почему?
– Я не знаю.
Наклонив голову, он с какой-то новой, особой пристальностью заглянул ей в лицо. Полина приказала себе не краснеть и не дергаться, когда он, сделав еще шаг навстречу, приблизился так, что носки ее туфель уперлись в его сапоги. Теперь она видела каждый волосок на щетине, покрывавшей его скулы. Волоски эти были светлее, чем волосы, и на солнце казались огненно-рыжими.
– Что-то есть в вас такое… – Рука его, не затянутая в перчатку, коснулась ее волос, нежно их взъерошила, и белые кристаллики посыпались на землю. – В чем это вы?
Господи. Зачем он прикасается к ней? Наверное, это должно было повергнуть ее в шок, но почему-то этого не случилось. Было ощущение, словно нет ничего естественнее этого прикосновения, словно она к таким привыкла, причем настолько, что испытывала легкость и удовольствие.
«А я бы не отказалась, – поймала себя на мысли Полина, – чтобы он и вправду каждый день вот так прикасался ко мне». Она вдруг почувствовала себя хрупкой и трогательно беспомощной, словно там, внутри ее, привычно несшей бремя ежедневного тяжелого труда деревенской девушки, жила другая, трепетная и доверчивая, которую только он в ней и сумел разглядеть.
Грифф смахнул белую пудру с ее плеча.
– Что это такое? Чем вы вся обсыпаны?
– Сахар, – сдавленно прошептала Полина.
Он поднес большой палец к губам и рассеянно его лизнул, но тут же скривился и едва удержался, чтобы не сплюнуть.
– Сахар вперемешку с квасцами, – поспешила исправить оплошность Полина.
– Странное сочетание. – Он вновь потянулся к ней.
Полина поймала себя на том, что подалась ему навстречу в предвкушении его прикосновения.
– Полина! Полина, кто это?
Полину словно отбросило назад, и она стремительно обернулась на знакомый голос. Из-за угла выглядывала Даниэла, и, поколебавшись всего мгновение, Полина поманила сестру рукой. Вместо того чтобы долго объяснять, почему она не может ехать с ним в Лондон, лучше дать возможность самому все увидеть и сделать выводы.
– Ваша светлость, позвольте представить мою сестру Даниэлу. Даниэла – это наш гость. Он герцог. Это значит, что ты должна сделать реверанс и называть его «ваша светлость».
Даниэла неуклюже присела и, с трудом ворочая языком, произнесла:
– Добрый день, ваша светлость.
Ей всегда было трудно говорить, когда нервничала, а уж когда приходилось общаться с незнакомыми, язык ее вообще почти не слушался.
– Герцог как раз собрался уезжать.
Даниэла снова послушно присела.
– До свидания, ваша светлость.
Полина пристально наблюдала за ним. Люди его круга отправляют своих умственно отсталых родственников в специальные приюты или запирают на чердаке, поручая слугам уход за ними. С глаз долой, из сердца вон, как говорится. И все же он не мог не догадаться, что Даниэла не такая, как все. Тут уж шила в мешке не утаишь.
Но