– А я думаю – самое время. Это не просто дома. Это наши социальные тылы. Ты не хуже меня знаешь, насколько зыбка ситуация. И нужно, чтобы как можно большее количество людей связывало с нами свое будущее.
– Зыбкая? – усмехнулся Феликс Эдмундович. – Именно по этой причине тебя называют диктатором?
– Брось, – отмахнулся Михаил Васильевич. – Ну какой я диктатор? Хотел бы власти – взял бы власть. Но зачем? Это как-то поможет нам решить ключевые вопросы революции? Обеспечить благополучие широким массам простых людей?
Дзержинский очень пронзительно посмотрел на Фрунзе. Чуть помолчал. А потом спросил:
– А если бы помогло?
– Ты же понимаешь – не поможет. Это пустые амбиции.
– Я вот слышал, что людям нужен вождь. Владимира Ильича с нами больше нет. Троцкий утратил доверие. Сталин мертв. Остается не так много кандидатов.
– Опять Луначарский сказки рассказывает?
– Их много кто рассказывает.
– Я что-то в кабаках таких вещей не слышу.
– А ты с крестьянами поговори, а не с рабочими. Они тебя, знаешь, как кличут?
– Ну как?
– Не иначе как царь Михаил.
– Приплыли…
– Темные люди. Но говорят они это без всякого негативного налета. Болтают, дескать, ты сейчас порядок-то наведешь. Вон уже жизнь стала налаживаться.
– Разве только из-за меня?
– В их глазах? Только из-за тебя. И Луначарский прав – люди нуждаются в том, чтобы у страны был лидер. Пусть даже и номинальный. Человек, с которым бы они связывали государство и центральную власть. Им так проще.
– Может быть, тебя диктатором сделаем?
– Смешно, – грустно фыркнул Дзержинский. – Я даже наркомат с трудом тяну. Да и здоровье, сам знаешь, ни к черту. Сколько я проживу?
– Ладно, давай об этом потом поговорим. Хорошо? Я сейчас устал и не настроен на шутки.
– Это не шутки.
– У нас страна называется Союз Советских Социалистических Республик. Советских, понимаешь? А значит, Советы – главный орган власти. Иосиф хотел подменить Советы партией с собой во главе. Но ты и сам знаешь, насколько это опасно. И как ты предлагаешь поступить? Оставить мне наркомат обороны и стать главой СНК?
– Возможно, и так, – чуть помедлив, кивнул Дзержинский. – Но Луначарский предложил передать Советам право выбора президента как главы исполнительной власти и верховного главнокомандующего.
– Президента? Серьезно? – устало переспросил Фрунзе.
– Серьезно.
– Ладно. Давай вернемся к домам. Это важнее.
И они вернулись.
Хотя Михаил Васильевич уже изнывал от подобного рода разговоров и намеков. Не понимая, как их воспринимать. То ли люди действительно хотели всего этого, то ли пытались спровоцировать его на необдуманные поступки. А подставляться сейчас было не время и не место.
Дзержинский был его друг и соратник.