Саня Тамарин, наш главный герой, подталкиваемый не иначе как волей бога рока, а именно рок Саня и собирался играть, буквально скатился на припорошенный свежим снежком перрон и едва удержался на ногах. Устояв, выпрямился и огляделся, смутно ощущая, что что-то здесь не так. Что-то в этом столичном вокзале было не так. Но спросонья никак не мог сообразить, что именно.
Но самое первое, что Саня ощутил, так это то, что от чего-то холодрыга была такая, как будто бы он никуда из дома не уезжал. Эти санины мысли были недалеки от истины. А одет Саня был не очень тепло – пуховик был тонковат, и подштанники совсем не имели начеса, и потому он сходу замерз. Все же ехал Саня не в самые холодные края, и поэтому надел одежду полегче.
Через пару минут замерзли ботинки, которые и вовсе были демисезонными по местным меркам, и заскользили по утоптанному снегу получше любых лыж. Несколько мгновений Саня честно пытался устоять, размахивая руками и айяйяйкая, но таки растянулся во весь рост. Понаблюдав немного за звездами, приплясывающими вокруг него по часовой стрелке, Саня собрался с силами и поднялся. Не с первого раза конечно, ибо, как было чудовищно скользко, так и осталось.
На ноги он поднялся, крепко держась за перила перрона, до которых еще пришлось доползти, причем через три пути, и, оглядевшись наконец-то понял, что попал, но совершенно не туда, куда надо. А просто попал, точнее конкретно попал. Кругом были снег и темнота. Не было фонарей на многие километры, кроме одного единственного над входом в запертый на ночь вокзал, поэтому с трудом угадывалось, что совсем рядом, за березовой рощей, оккупировавшие пологий холм, центр небольшого городка. Хотя в тот момент Саня был уверен, что его высадили в чистом поле. Вот бы узнать, почему его высадили? А главное кто? Вот бы тогда он задал жару этому негодяю, иди негодяйке.
Пытаясь припомнить последние события, Саня приставным шагом пробирался вдоль перил. Вспомнить не получалось – голова как будто была набита ватой. Но при этом смерть через обсосуливание ему представилась как никогда отчетливо. Можно было бы сказать, что он похолодел от этой мысли, но это было бы лишь игрой слов, да и куда уж дальше-то холодать? Дальше и градусник-то не всякий показывал.
Сане стало страшно. Жизнь, все без малого тридцать лет замелькали перед глазами, оставляя беднягу в недоумении,