Я в последний момент успела выхватить то, что принадлежит мне. Хотя бы на этот раз…
– Задвигонов? Ты называешь задвигонами то, что я просто ухожу от мужа, как сделала бы любая уважающая себя женщина, которая бы узнала об измене? И не просто об измене, а о том, что этот самый муж трахал ее собственную мать?!
Все, с меня хватит! Я заметалась по квартире, будто была заперта в тесной клетке, прутья которой все сближались и сближались друг с другом, грозя оставить меня внутри своего жестокого капкана. К черту все сборы, приеду за остальным потом. Сейчас последнее, что мне хочется делать – оставаться наедине с этой жуткой женщиной.
– Воспринимай это так, как я сказала, – пожала плечами мать. – Я, кстати, обещала, что вы с Артемом обязательно поговорите. Он очень переживает из-за случившегося.
Я резко обернулась к ней и округлила глаза. Она обещала Сахину, что сможет меня убедить в необходимости беседы с ним? Прекрасно.
– Знаешь, что меня волнует в случившемся? – процедила я, закрыв «молнию».
Планировала собрать косметику в ванной и свалить, но сначала я все же задам вопрос «матери года».
– Знаю, да, – кивнула она и растянула губы в ледяной усмешке. – Тебя волнует все… Но ты же дура, Аня, если сейчас уйдешь. Ты всегда была неприспособленной к жизни. Я видела, как ты готова рыдать ночами от того, что тебе наши отношения кажутся не такими прочными, как, скажем, у твоих подружек с их мамами.
Вовсе не о том я хотела говорить с ней, но было даже интересно, что Диана Адамовна могла рассказать мне про наше материнско-детское общение. В нем же и крылась вся суть, я права? Если бы мама меня любила, ей бы и в голову не пришло лечь с моим мужем.
– Считаешь проявление чувств равносильным неприспособленности к жизни? – вскинула я бровь, складывая руки на груди.
– Не всегда и не во всем, – ответила мать. – Но мне всегда не нравилось в тебе то, что ты готова проявить слабость по любому поводу. У меня могла родиться только такая же стальная леди, как и я. А получилась ты, Аня. Я тебя даже полным именем называть разучилась. Анна – подошло бы царице. А ты так… Анька…
Она очень тяжело вздохнула и устроилась в кресле. Я ни слова не говорила, переваривая услышанное. Оказывается, у меня попросту не было шансов, ведь я родилась чувствительной, чувствующей и эмоциональной. С огромной потребностью в тепле и заботе. Мама просто не была способна к тому, чтобы любить ребенка, настолько непохожего на нее. Это не входило в установленную «программу» ее бытия.
– Хочешь знать, когда мы стали спать с Артемом? Давно, как я и говорила. Он пожаловался однажды, что ты не отвечаешь его запросам в постели. Мол, очень мягкая, какие-то сплошные нежности и сюси-пуси. А ему хотелось иного.
Я все это уже слышала, там, в кабинете Лаврентьева, потому поспешила переключить ракурс беседы на иное:
– Зачем ты сделала так, чтобы мы с ним поженились? Могла бы нас не знакомить. Просто бы спала с Сахиным сама…
Она