– Абсолютно ничего такого – даю вам честное слово, – чего вы можете не знать или чего могли не знать тогда. У меня нет с доктором секретов от вас. Что заставило вас вдруг заподозрить такое? И я не пойму, как это вам удалось узнать, что я виделась с ним наедине?
– Нет, сами вы никогда мне о том не говорили, – сказала Милли. – И я имею в виду, – продолжила она, – не те двадцать четыре часа, когда мне было по-настоящему плохо, когда ваша беседа с глазу на глаз была бы совершенно естественна, а то время, когда мне стало лучше, – то, что вы сделали прямо перед отъездом домой.
Миссис Стрингем продолжала допытываться:
– Кто же тогда сказал вам, что я с ним виделась?
– Да нет, сам он мне ничего не говорил. А вы даже потом не написали мне об этом. Мы теперь говорим с вами об этом впервые. Именно поэтому! – объявила Милли, и что-то в ее лице и голосе в следующий момент подсказало ее старшей подруге, что Милли на самом деле ничего не знала, что она только предполагала, но ее выстрел наугад попал в цель. И все же – почему ее мысли занимал такой вопрос? – Но если вы не вошли к нему в доверие, – улыбнулась девушка, – то все это не имеет значения.
– Я не вошла к нему в доверие: ему нечего было мне доверить. Но что такое? Вы не очень хорошо себя чувствуете?
Старшая из женщин искренне добивалась правды, хотя вероятность того, о чем она спрашивала, вряд ли казалась реальной, свидетельство чему – долгое восхождение, недавно с удовольствием совершенное Милли. Лицо девушки всегда оставалось бледным, однако ее друзья научились не принимать это во внимание, тем более что оно часто оказывалось самым живым и светлым, если, на поверхностный взгляд, не самым прекрасным. Милли некоторое время продолжала загадочно улыбаться.
– Я не знаю, по правде говоря, не имею ни малейшего представления. Но было бы неплохо выяснить.
В ответ на это сочувствие миссис Стрингем вспыхнуло ярким пламенем.
– Вас что-то беспокоит? Болит что-нибудь?
– Ни в малейшей, самой крохотной степени. Но иногда я хотела бы знать…
– Да, знать – что именно? – настаивала наперсница.
– Много ли я успею получить.
Миссис Стрингем пристально смотрела на нее:
– Получить много – чего? Ведь не боли же?
– Всего. Всего – от того, что у меня есть.
И снова, обеспокоенно, осторожно, наша приятельница продолжала допытываться:
– У вас ведь есть всё, так что, когда вы задаете вопрос, «много ли я успею получить»…?
– Я только хочу знать, – прервала ее Милли, – долго ли я смогу этим пользоваться? То есть если я все это получу.
В результате Милли привела в полнейшее недоумение или, по меньшей мере, совсем запутала свою подругу, которая была растрогана – всегда бывала растрогана