Не было сил возвращаться в квартиру, где никто не ждал, не извивался всем телом при встрече, не мел обрубком хвоста со скоростью винта вертолета, не пускал лужу от счастья, если ты возвращался после командировки или отпуска. Некому было передавать привет от Аньки и рассказывать, как она скучает, как собирается приехать и бороздить вместе все сугробы и залезать во все лужи, некому было вечером чесать между ушами и не с кем обсуждать очевидные глупости очередного детектива или боевика, если удавалось вечером доползти до телевизора, а не упасть в постель бездыханным после короткой прогулки.
Он не мог смотреть на обглоданный за долгие годы совместной жизни лосиный рог, а рука не поднималась его выкинуть. Рог Рону был предложен после того, как хороший мальчик, никогда не трогающий ботинки, обглодал-таки рукоятку хоккейной клюшки, по глупости упавшей из занимаемого ею угла. Как назло, клюшка была без чехла и, наверное, пахла хозяином, уехавшим на неделю в командировку. Соседка, дежурная по любимцу в тот раз, охала, извинялась, что не усмотрела, но никто не был виноват, никто не наказан, а клюшка благополучно перекочевала на дачу. Мало ли пригодится такая хорошая палка!
Когда на десятом, наверное, круге по маминой квартире в заднем кармане джинсов завибрировал телефон, Макар достал его, и с экрана ему насмешливо подмигнул Андрюха. Он метнулся к столу поставить кружку, споткнулся о стул и уронил ее на пол. Вдребезги! В голове мелькнуло: «Срочно убрать, Роник лапу поранит…».
–Привет, старче, что поделываешь? Куда запропастился?
– Андрон, дорогой, привет! У меня беда, позавчера Рон умер. Я с ним в клинике сутки проторчал, его прооперировали, но он не выдержал, старичок все-таки. Места себе не нахожу, домой идти не могу, расклеился как кисейная барышня, взял отпуск на неделю благо на работе затишье, а мама на даче. Вот я у нее и пасусь.
– Слушай, сочувствую, классный пес был! Веселый, дружелюбный. Мак, ну все мы не вечны. А ты может съездишь куда-нибудь развеяться, как-то ни к лицу старому спортсмену киснуть. Помнишь Егорыча: «Соберись, тряпка!»
Егорыча, бывшего их общего тренера по самбо, можно было цитировать по любому поводу. Весь наполненный штампами, лозунгами, анекдотами и репликами из фильмов, он казалось, своих собственных мыслей не имел, на все у него была заготовленная и состарившаяся от частого употребления шутка или поговорка, но тренером был отличным. Опекал своих мальчишек, берег и мучил на «тренях» до седьмого пота. На соревнованиях бегал вокруг ковра, покрикивал, зарабатывая замечания от судей. «Работай, синий не борется!», – кричал он. «Синий» или «красный» по цвету пояса противника. Макар-то после восьмого класса ушел, таких кузнечиков небольшого веса были десятки, один лучше другого, и пробиться сквозь эту яростную ораву, достичь чего-то значительного, было трудно даже