– Возможно, я сбегу. Переоденусь мужчиной и поступлю в оркестр. Только вообрази, Лила. Некоторым людям нечего делать, кроме как весь день играть прекрасные мелодии. А по вечерам они снова играют, но только в присутствии публики.
В голове промелькнуло несколько нот из прелюдии к первой сюите Баха соль-мажор для виолончели. Лихорадка заставила арпеджио переливаться в мозгу, как масло на воде.
– Я считаю, что ты не должна покоряться ему, Эди. С мужчинами жить нелегко.
– Отец никогда не отказывал мне в том, чего я хотела по-настоящему.
– Да, он позволил тебе оставаться дома и играть на виолончели, хотя по возрасту ты должна была давно блистать в обществе.
Ноты снова прокрались в голову Эди, словно манили подумать о прерванных аккордах прелюдии Баха. Должно быть, это легко сыграть, как обычное упражнение. И все же…
Но тут музыку прервал голос мачехи:
– Беда в том, что твой отец боится тебя отпускать. Кто будет играть с ним дуэты? Кто станет бесконечно говорить о музыке? Пожалела бы хоть меня! Я совершенно равнодушна к виолончели. Нет, я всегда готова ее послушать, но нахожу ужасно скучными разговоры об этом инструменте. Но теперь мне всю жизнь придется выслушивать твоего отца, рассуждающего о смычках и тональностях.
– Виолончель – единственное, что есть общего у меня с отцом. Не помню, чтобы говорила с ним на другие темы. А теперь я выйду замуж за того, кто, скорее всего, ничего не понимает в музыке.
На самом деле, если бы не лихорадка, Эди почувствовала бы праведное негодование. Но она уже так жалела себя, что не было возможности стонать и сожалеть о замужестве с филистером.
– Мои глаза, точно вареные яйца, – добавила она.
– Прости, дорогая. Хочешь, чтобы я послала за доктором?
– Нет. Он даст мне опиум, который не поможет. Лихорадку наркотиком не излечишь.
– Я люблю опиум, – призналась Лила. – Правда, принимала всего однажды, но никогда не забуду ощущений. Я будто летала и чувствовала такую свободу, словно у меня не было никаких забот в этом мире.
– Тебе ни за что нельзя его больше принимать. Вдруг привыкнешь, как миссис Фицхью? «Беллс мессенджер» утверждает, что она вчера свалилась прямо в бальном зале и мужу пришлось выносить ее.
– Веская причина избегать опиума. Вряд ли твой отец может поднять меня с пола, не пошатнувшись.
– Не намочишь тряпку еще раз?
Лила так и сделала, пока Эдит размышляла о будущем замужестве.
– Кинросс как-то объяснил свое поспешное предложение?
– Все потому, что он влюбился в тебя, – выпалила Лила, положив компресс на лоб Эди. – Стоило ему увидеть твои золотистые пряди, не говоря уже обо всем остальном, не менее соблазнительном, как он решил опередить всех соперников.
Но в голосе мачехи Эдит услышала нечто такое…
– Правду, Лила.
– Насколько я поняла, у него были важные дела. Он уехал в Брайтон сразу после того, как поговорил с твоим