Сбросив грязное полотнище с такой лёгкостью, как если бы это была вторая шкура, которая к тому же ничего не весила, Вальтер развязал стянутые узлом концы башлыка, отделанного лисьим мехом, стащил тёплый убор с головы и выдохнул, подставив лицо под жёлтый свет догорающей свечи.
Тени просочились в морщины, кругами набрякли вокруг глаз, очертили рельеф вороньего носа с горбинкой, отчего родной отец показался Джейн загадочным гостем из леса, кое-как нахлобучившим на себя походный тулуп.
Грузно перевалившись через порог, Вальтер подволок хромую ногу, добротно перетянутую льняной портянкой. Белые, слегка истёртые книзу онучи, красиво обвязанные оборами крест-накрест, выделяли на фоне синих штанин напряжённые голени. Старое ранение, полученное на службе при королевском дворе, частенько давало о себе знать, поэтому Вальтер бродил по лесу, опираясь на посох, которым заодно прощупывал твердь под стопами, дабы убедиться, что поблизости нет болот. Трясины в этих краях были зыбкими и сжирали заблудившихся раззяв во мгновение ока.
– Ну наконец-то, – Сесилия обернулась. Взгляд её обжигал странной жалостью и безмолвной обидой.
Когда-то яркие, зелёные глаза поблекли и постарели. Только они выдавали истинный возраст эльфийки, связавшей себя узами брака с простым смертным мужчиной. Её нежное лицо вытянулось, скулы заострились, и она, задержав взор на лице Вальтера дольше обычного, понуро свесила голову. Страсть их давно угасла, обернувшись привычкой. Той самой привязанностью, с какой собака глядит на своего хозяина.
Внезапная любовь, которая дуновением летнего ветерка принесла вкусные запахи спелых яблок, душистых роз и ландышей, переросла в стойкое чувство нужды в объятиях и поцелуях друг друга. Но вскоре прикосновения сделались топорными: Вальтер целовал бледную руку как бы наотмашь, Сесилия оголяла перед ним свою шею как дар и мимолётное утешение. Ни колени, кокетливо показавшиеся из-под задранного платья, ни узкая талия и округлые бёдра, которые Вальтер самозабвенно ласкал когда-то, не восхищали, не пробуждали боле ноющий спазм внизу живота. Брак приелся, быт высосал из него последние соки. Сесилия понимала, что с мужем её связывают общие воспоминания, пронизанные жаром распалённых желанием тел; искренняя приязнь и дочка, которую они любят до беспамятства. Однако любви, горячей и нежной, воспетой поэтической лирой, между супругами больше не было. И это пугало бы, если бы не чёткое осознание, что к такому исходу приходили все брачные союзы, в порыве страсти прозванные нетленными. Рано или