– Он же сказал: «Пров у меня сидит», – напомнила алырка. – От врат до Кремнева – столицы здешней – вроде бы рукой подать, но дороги я не знаю. Только и слышала от них обоих, что как пройдешь сквозь завесу, в заповедном лесу окажешься. А лес тот – царское владение, для всех прочих доступ в него строго-настрого запрещен.
– Они что, караулы вкруг леса выставили? – усмехнулся Василий, но в голосе побратима слышалась тревога.
– Не знаю, – честно ответила царица.
– Добро. Тогда мешкать не будем. Если столица недалече, то к ней тракт наезженный должен вести. Выберемся из чащи, там и разберемся, куда дальше, – решил Никитич. – А как само-то это подземное царство называется? Чтобы нам впросак не попасть?
– Синекряжье, – негромко отозвалась Мадина, снова вскидывая голову и всматриваясь в очертания далеких лазоревых холмов, горбящихся над неоглядным лесным морем.
Когда выдаются у воинов передышки меж ратными трудами да походами, заполняет их всяк по-своему. Кто-то охотой тешится, кто-то – веселыми пирами. Добрыня нелюдимом никогда не был и не чурался ни того, ни другого. Но товарищи по дружине знали, что больше всего Никитичу по сердцу проводить досуг или на борбище, где он оттачивает рукопашные ухватки, или за книгой. Читать богатырь любил запойно: и о диковинах чужедальних земель, и о свычаях и обычаях народов, там живущих, и, само собой, о битвах, что гремели в Белосветье в стародавние времена. А однажды ему в руки попала растрепанная толстая книжища, написанная каким-то чародеем еще при князе Радогоре. Рассказывалось там про чудеса Иномирья.
Проглотил ее воевода влет, за ночь, засидевшись над пухлым томом аж до предрассветных петухов. Тогда-то и появилась у Добрыни тайная мечта, в которой он даже лучшим друзьям не признавался: эх, вот бы самому заглянуть за грань, отделяющую родной мир от других миров Карколиста! Шагнуть на их тропы, прикоснуться к их тайнам, увидеть небеса, где сияют разноцветной алмазной обнизью нездешние звезды…
Лет с тех пор пролетело уже изрядно. Никитич немало постранствовал и по Славии, и по дорогам Рубежных государств, диковинного повидал – на десятерых бы хватило, но в Иномирье его не забрасывало ни разу. И всё же, несмотря на то что с годами эту мечту заслонили совсем иные думы, беспокойства да заботы, где-то в дальнем уголке богатырского сердца упрямо теплился ее огонек.
Однако ведуны и прорицатели недаром остерегают: поосторожней с тем заветным, о чем втайне мечтается. Оно ведь ненароком да совсем не ко времени может и сбыться!
Всю правоту этих слов Добрыня Никитич понял до конца, лишь когда они потеряли проложенную Николаем и Провом через лес тропу. А ведь сперва казалось, что с узкой, но наезженной дорожки не сбиться даже с завязанными глазами. Однако чем дальше набитая в пышном синем мху подковами богатырских