Жара.

сделала, подумай о дочке», – убеждали ее близкие. Особенно настаивала мама: «Ты и не заметишь, как Вера вырастет, пропустишь все самое интересное, потом себе не простишь». К своему большому сожалению, Лидия Николаевна, целыми днями пропадавшая в больницах на работе, когда Аня была маленькой, хорошо понимала то, о чем говорила. Много раз она признавалась мужу в том, что упустила дочь. Между ними так и не возникло той близости, которая невидимыми нитями сплетается между матерью и ребенком. Аня никогда не искала поддержки Лидии Николаевны, не испытывала потребности поделиться с ней сокровенным. Да, она любила мать, у них были хорошие отношения. «Но что-то в них было не то», – думала Захарьина-старшая и винила в этом себя. Разве могла она допустить, чтобы ее любимая внучка испытала то же? Лидия Николаевна и раньше была не в восторге от деятельности дочки, а тут Следственный комитет и вовсе стал воплощением вселенского зла, от которого надо держаться как можно дальше.

      Чем больше давила мать, тем больше Анна понимала, как дорога ей работа. Несмотря на все безобразия и грязь, это было свое, родное. Здесь она была в своей привычной стихии – когда она работала над каким-нибудь сложным делом, ей и думалось иначе, и дышалось по-другому. На работе она чувствовала, что живет полной, а самое главное – своей жизнью. А теперь?

      Отпустить Захарьину из органов следствия был не готов и ее многолетний шеф Анатолий Борисович Смирнов. Заместитель Генерального прокурора РФ, Государственный советник юстиции первого класса видел, что заменить Анну некем. Равного ей следователя-аналитика просто не было, и, как понимал Смирнов, не будет в ближайшие годы. Когда Захарьина рассказала ему о беременности и о том, что будет находиться в отпуске по уходу за ребенком три года, он был поражен. «Как так?! Будто руку отрубили», – сетовал Смирнов, но сдаваться не собирался. Он часто звонил Анне, узнавал, как дела, рассказывал последние новости, советовался, приглашал ее на важные совещания. Он пытался не допустить окончательного ухода Анны. Но с каждым годом надежда на ее возвращение становилась все туманнее.

      Совершенно неожиданно для Смирнова Анна попробовала и увлеклась преподавательской работой. Год назад она прочитала пробный курс лекций на юридическом факультете МГУ. Ее первый выход к студентам прошел «на ура». Успех был оглушительный. На лекции стали приходить аспиранты, молодые преподаватели, да и в конце концов маститые профессора. Если в начале семестра броское название курса «Технология раскрытия преступлений» вызывало у факультетской общественности снисходительные улыбки, то в конце на лекциях Захарьиной уже не было свободных мест, и для желающих познакомиться с реальной практикой следственной работы была организована видеозапись.

      Как-то раз к Анне подошел пожилой профессор Бурцев и, улыбаясь, сказал:

      – Сначала я полагал, что мы будем слушать что-то вроде «Записок следователя» Льва Шейнина, но теперь хочу извиниться. Я вижу, что это очень добротная наука. Я просто сражен. И насколько я знаю, вы ведь уже давно кандидат