– Соплисизм? – оборвал размышлизмы товарища поднявший с пола свою новую тушку Виталий, по всей видимости уловивший что-то из слов начавшего выражать мысли вслух Малика, – Согласен, нефиг нам тут сопли жевать! Ты лучше в окно глянь, там есть на что посмотреть. Нет, Малик, ты погляди, погляди! А я пробегусь пока по вагону, информацию для размышления соберу. А то, хрена ль тут думать, тут, может быть, уже давно прыгать пора, да только вот не за водкой с бананом, а с чугунки на полном ходу, потому как там за окошком вовсе даже не Рио, а ты трёшь мне тут за какой-то идеалистический соплисизм…
Безропотно последовав, за неимением других более полезных идей, совету скользнувшего за дверь товарища, Малик неспешно отодвинул к стенке подушку, пододвинулся поближе к окну и, аккуратно отдернув занавесь, с любопытством выглянул наружу.
Частота размеренного перестука колесных пар под вагоном к этому времени значительно снизилась и в кристально прозрачном оконном стекле теперь уже их купе он с изумлением видел величественно проплывавший мимо вокзальный перрон какой-то провинциальной и, на первый взгляд, вполне обычной железнодорожной станции.
На несколько слаженных перестуков сердца и вагонных колес обзор неожиданно заслонил важно проехавший по соседнему пути встречный маневровый паровоз, безбожно чадящий ядрёной углекислотной взвесью отработанного пара и прозрачно-сероватого дыма, что у Малика не вызвало особого удивления, потому как паровозы хотя и достаточно редко, но до сих пор нет-нет да и встречались на железных дорогах Советского Союза, а по слухам так и вообще где-то стояли тысячами, дожидаясь своего часа на запасном пути.
Зацепило же взгляд совершенно иное обстоятельство, причем до такой степени, что когда эта своеобразная дымовая шашка на колесах, истошно свистя и пыхтя, проехала мимо, он с нетерпением ждал, что его сонный морок окончательно рассеется вместе с тянущейся за демонстративно деловым локомотивом паро-дымовой завесой, и вокзальный перрон снова примет свой нормальный и привычный любому глазу скучновато-советский вид.
Впрочем, клубы пара и дыма довольно быстро рассеялись, по наружной стороне оконного стекла пробежали и пропали едва заметные на свету голубые искры, окно вновь вернулось к своей былой хрустальной прозрачности, но на перроне по-прежнему стояла, глазела на прибывавший поезд, пожирала глазами пассажиров в окнах и, судя по всему, активно их обсуждала, перемалывая им все косточки, самая странная и разношёрстная публика.
Мужчины и женщины всех возрастов, роста, сложения и всеобщей незамечательности: от маленьких детей, державшихся за руки взрослых или старших братьев и сестёр до древних стариков и старух. Толстых и стройных, высоких и низеньких, молчаливых и говорливых, от чего-то сердито хмурившихся и чему-то весело улыбавшихся.
В