– Я здесь. Готова выполнить любое задание.
Огарёв за спиной редактора скроил насмешливую физиономию, а большим пальцем весьма выразительно провёл по своему горлу. Алёне очень хотелось кулаком ему погрозить, но начальник в этот момент сверлил её подозрительным взглядом, впрочем, Рыбников никогда особо радужных надежд на её счёт не питал, поэтому смысла расстраиваться не было. Она переживёт, в который раз.
– Ты для начала предыдущее выполни, как надо.
Алёна остановила взгляд на его плече, чтобы в глаза не смотреть. Рискнула поспорить:
– Я уже выполнила. Как надо.
– Как надо? Ты называешь это – как надо?
Огарёв фыркнул за его спиной, и Пётр Алексеевич оглянулся на него, будто только вспомнил, что полминуты назад его распекал. Рукой махнул.
– Иди отсюда.
Димка за ухом почесал.
– Так мне ехать на этот митинг?
– Поезжай. Сними всё от и до. – Пётр Алексеевич на Алёну взглянул, прищурился. – Потом отдашь материал Золотарёвой, она напишет. Как надо напишет, а не как привыкла. Понятно, Золотарёва?
Тон был грозный, и можно было вздохнуть в расстройстве, но Алёна вместо этого нахмурилась.
– Какой ещё митинг?
– В поддержку депутата Беленького.
Вздох всё-таки вырвался.
– Ему не надоело? Дался ему этот торговый центр!
– Не твоё дело, Золотарёва, надоело ему или нет. Ты журналист, ты должна освещать. – Рыбников снова оглянулся за своё плечо, ещё раз махнул на Огарёва рукой, призывая, чтобы тот мгновенно испарился. И тот это сделал, а редактор вновь впился обвиняющим взглядом в лицо Алёны. – Ты понимаешь значение этого слова – освещать? Писать то, что есть, а не то, что тебе хочется. Иначе сиди дома и пиши роман! – К концу тирады его голос до предела возвысился и отозвался суровым эхом от высокого потолка коридора редакции.
Алёна хотя и хмурилась, но нос вздёрнула, выслушивая упрёки с каменным выражением лица. А Пётр Алексеевич тон поубавил, откашлялся и быстро огляделся по сторонам. А затем уже тише и проникновеннее продолжил:
– Вот что с тобой не так? Тебя просили написать про новый банк, а ты что написала? Алёна, у тебя какие-то проблемы? Ты скажи честно, я попытаюсь войти в твоё положение.
– Да всё со мной так, Пётр Алексеевич! – Алёна заговорила громким шёпотом, и тоже возмущённо. – Я всё написала, как есть. Если они мошенничают с кредитами, что с этим делать? Я всё узнала, у меня свидетели есть, Пётр Алексеевич, мы можем такой материал сделать!
Рыбников смотрел на неё с болью.
– Скажи, я с ума сошёл, когда тебя на работу взял? Моё неадекватное состояние было заметно?
– Пётр Алексеевич! Я же серьёзно!
– Я тоже серьёзно, Золотарёва! С твоими талантами откапывать криминал, надо было идти работать в прокуратуру, а не в журналистику. Оставь эти кредиты в покое, все твои свидетели и информаторы испарились, как только к ним обратились официально.
Алёна насупилась, возразить было нечего, и от расстройства она от начальника отвернулась. А тот смерил её многозначительным взглядом, сунул руку в карман брюк, повёл широкими плечами. Он вообще весь был высокий и широкий, довольно дородный мужчина с огромным самомнением, как о своём уме, так и о красоте и талантах. Сам себя искренне считал завидным экземпляром. И, наверное, поэтому к молодёжи, особенно к девушкам, относился немного снисходительно. И Алёна подозревала, что лично её воспринимает некой неугомонной дурочкой, которая пишет неплохо, но уж больно много от неё хлопот.
– В общем, пиши про митинг.
– Что писать? – угрюмо поинтересовалась Алёна.
– Вот это правильный вопрос, – вроде как порадовался Рыбников. – Тебе нужны точные установки. Напиши про Беленького, напиши про долгое строительство, выскажи две точки зрения. Только, Золотарёва, у тебя мнение нейтральное, ты Швейцария. Ты наблюдаешь, а не выносишь вердикты, как привыкла. Понятно? Огарёв тебе наснимает, людей поспрашивает, а ты потом напишешь. – Он достал из кармана заверещавший мобильный, взглянул на экран, и тут же отвлёкся от Алёны, правда, напоследок добавил: – Позвони в приёмную мэра, может, скажут чего интересное.
– Я и так знаю, что они скажут, – пробормотала Алёна себе под нос, глядя в спину удаляющемуся начальнику. – Что за день? – мысленно пожаловалась она самой себе, и, наверное, от расстройства хлопнула дверью кабинета, в котором работала. Кабинет или нет, вопрос трудный, помимо её стола в комнату было втиснуто ещё три, и остаться в тишине и одиночестве было практически невозможно. Без конца звонили телефоны, шумел принтер, под потолком бубнил телевизор на новостном