Надо сказать, что замполит бригады подводных лодок всегда очень переживал по поводу воплощения генеральной президентской линии в жизнь. Вот и теперь он фильтровал офицеров-подводников по принципу «свой-чужой», исходя из лояльности к генеральному курсу, каждый день провозглашавшемуся по телевизору, причём каждый раз в каком-то новом неожиданном ракурсе.
В списке кандидатов на увольнение первым значился мичман Александр Маслов, к которому замполит питал особые чувства: он его ненавидел. Откуда взялась ненависть догадаться было нетрудно, если учесть, что, по мнению замполита свеча, горящая в груди офицера, которую кто-то зовёт душой, кто-то творческой идеей, а кто-то блажью, обязательно заведет своего владельца в тупик.
У боцмана с «икс пятьсот третьей» было много недостатков, однако все они были терпимы, если бы не проклятая «свеча». Замполит кожей чувствовал её в каждом офицере и спешил мигом задуть, а если мигом не получалось, имя офицера с чувством выполненного долга безоговорочно вносилось в список тех самых «кандидатов».
Недавно Маслов попросту послал замполита куда подальше, когда тот завёл с ним очередную нравоучительную беседу. Этот случай стал последней каплей. Теперь оскорблённый замполит ждал лишь удобного повода.
Офицер взял в руки пульт, живо представив, что не пульт это вовсе, а непутёвый Маслов, и поднёс большой палец с аккуратно отточенным пилкой ногтем к бордовой кнопке «Off». Вдруг картинка на экране ТВ резко сменилась, и диктор произнёс фразу, которая ударила в мозг замполита, как сакральная мантра:
– Сегодня в Мурманске открыт памятник конвою PQ-17!
Замполит резко отдёрнул палец с кнопки «Off», словно обжёгся об неё. На телеэкране замелькали кадры видеорепортажа.
На заднем плане суетились монтажники в оранжевых жилетках и касках. Телекамера поехала чуть в сторону и на переднем плане появилась стройная симпатичная девушка в элегантном светлом английском плаще. Её густые русые волосы были стянуты на затылке так, как обычно делают художественные гимнастки перед выступлением. Фигурой девушка, между прочим, тоже была похожа на художественную гимнастку. К особенной стати прибавлялись ясный прямой лучистый взгляд серых глаз и милые ямочки на нежных, как кожа персика, щеках.
Вдруг замполит уронил пульт на кипу документов и резко вскочил, как ошпаренный, с грохотом опрокинув кресло. Рядом с милой спортивного вида девушкой возник Маслов, высокого роста массивный, как белый медведь, мичман лет тридцати. Его округлое, но не гладкое, какими обычно бывают округлые лица, а довольно помятое лицо, словно мичмана только что разбудили после глубокого похмелья, производило несколько отталкивающее впечатление, которое, впрочем, компенсировали пытливые умные серые глаза.
– Маслов? Засранец! Да кто же тебя пустил? Ответственейшее мероприятие. Я рекомендовал мичмана Гусева! Разве ты, Маслов, надёжный человек?..
На экране ТВ Маслов не слышал замполита,