Осенний ветер завывал среди арок и сквозных улиц, будто обгладывал кости неведомого животного. Я бродил посреди ночи в тапочках и домашнем халате по дворам Питера. И мне казалось, что я перешел черту. Я прижимался к стенам, прячась в тени от редких прохожих. Если они и замечали белое пятно халата, то сразу отводили глаза и ускоряли шаг.
Тело дрожало от холода. Надо было одеться, прежде чем выходить на улицу. Тогда бы не пришлось привлекать к себе лишнее внимание. Еще не поздно вернуться и переодеться. А лучше и вовсе остаться дома. Проснуться утром на работу и притвориться, что ничего не было.
Такие мысли посещали меня, когда я смотрел вслед прохожим. Стоило им отдалиться, и ко мне возвращалось неистовое возбуждение. Бредовая смесь морфия и адреналина.
Все это ненормально, я знаю. Все – начиная от моей опьяненной походки и заканчивая целью поисков. Мне еще хватало рассудка испуганно озираться по сторонам. Должно быть, только страх быть пойманным удерживал меня от того, чтобы рехнуться окончательно.
Иногда я останавливался и смотрел на полную луну. Те мгновения казались настолько прекрасными, что я терял всякий стыд. Я готов был рассмеяться в лицо любому, кто посмеет меня отвлечь. Имело значение лишь то, для чего я вышел сегодня на охоту. То, из-за чего у меня не нашлось время надеть кроссовки. То, что звало меня из теней мрачных закоулков. Затем облака вновь забирали луну в свои недоступные простым смертным владения, и я вспоминал себя, проклинал за медлительность и продолжал бродить по каменным лабиринтам улиц.
На Василеостровской есть множество дворов-колодцев, смотрящих в небо своими пустыми глазницами, будто оживающими в особый час, в надежде, что кто-то разгадает их тайны. Я забрел в один из них. Инстинкт повел меня туда, где отсутствовало всякое освещение. Я зашел в оставленную не запертой парадную и спустился по лестнице в подвал. Он тоже был любезно открыт, словно меня ждали.
По полу прозвенела отскочившая от моей ноги бутылка. Я обернулся назад, в очередной раз спрашивая себя, насколько далеко я переступил черту? Что я делаю ночью полуголый в подвале?
Глаза еще привыкали к мраку. Тапочки промокли, ноздри защекотал запах мочи и чего-то тухлого, будто я очутился внутри холодильника с давно просроченной едой. Если бы внезапно включился свет, я не удивился бы, увидев повсюду копошащихся червей.
Мне это все не нужно. Меня ждет дом, где есть душ и чистая, теплая постель. Там и следовало мне сейчас находиться. Что бы это ни было, пусть оно меня отпустит. Я хочу проснуться нормальным!
Но я не мог вернуться домой. Я был в подвале не один. Из темноты на меня смотрело нечто. Оно наблюдало, как угасают последние проблески моей воли, как я морщусь от отвращения, пошаркивая ногами среди мусора, как протягиваю руки в черноту и сразу с первого раза нахожу предмет своих поисков, будто заранее знаю, где он находится. Оно торжествовало, когда я забрал то, что должен был, и, спотыкаясь, помчался обратно на улицу. Оно ухмылялось, когда я уставился при свете луны на свою находку.
Черными провалами выколотых глаз на меня смотрела отрезанная голова.
Я вскрикнул от ужаса, но не посмел ее выронить. Я знал, что должен найти именно ее. Теперь, когда трофей был у меня в руках, все мое болезненное воодушевление отступило. Я остался наедине со своей страшной находкой. Стены маленького дворика стремительно сжимались. Они хотели запереть меня здесь, пойманного с поличным.
Если бы не звук собственного крика, я так и остался бы тут стоять, связанный цепями паранойи. Эхо от моего голоса многократно умножилось. Кричал теперь не я, а весь двор, кричали стены, окна и трубы, кричали те, кто жаждал уличить меня в преступлении.
Я ринулся бежать. Уже на ходу я сообразил снять халат и обернуть им свою находку. Пусть свидетели лучше запомнят обнаженного человека в трусах, чем маньяка с отрубленной головой в руке. Где-то по дороге я потерял свои тапки. Добрался до дома, с трудом справляясь с одышкой. Пока я гулял посреди ночи, дверь в собственную квартиру оставалась нараспашку. Повезло, если меня не ограбили. Вздрагивая при каждом лязгающем повороте запредельно громкого замка, я закрыл дверь и повалился на пол прямо в коридоре.
Не знаю, сколько времени прошло. Медленно, словно какая-то изощренная пытка, меня настигло ощущение чего-то давящего мне на грудь. Когда оно стало невыносимо отчетливым, я покосился и увидел, как из размотавшегося халата на меня уставились черные глазницы.
Они смотрели со злобной одержимостью, желая заставить меня слиться с этим лицом незнакомого человека. Лицом мертвеца. Наверное, я пролежал бы так сутки. Из забытья меня вернул будильник. Обычно нервирующая мелодия заиграла спасительным гимном. Это был знак, что наступил день. Привычная рутина упорядоченной жизни. Где-то под черепом, вроде бы даже под моим, зашевелился разум, узнавая содержание предстоящих событий. Пора на работу.
Стараясь не опускать взгляд на то, что у меня в руках, я прошел на кухню и открыл морозильник. Эхом прозвучал голос бывшей жены: