– А матери? У вас ведь есть мать?
– Нет у меня матери. Она рано умерла.
– А отец?
– Отец умер через два года после смерти мамы.
– Боже мой, – это было все, что я смогла вымолвить. Жалость сдавила мне горло. – Сколько же вам было лет?
– Одиннадцать. – Было заметно, что девушке неприятны непрошенные воспоминания. – Меня определили в приют, но я жила в основном с бабушкой. Пока та тоже не умерла… Потом был детский дом, из которого я пару раз сбегала и куда меня неизменно возвращали.
– А почему вы сбегали? – задала я идиотский вопрос.
Она смерила меня угрюмым взглядом:
– Потому что из ада пытаются вырваться, а там был кромешный ад…
Я вспомнила статью, на которую наткнулась случайно в интернете. Она как раз касалась выпускников детских домов. Статистика была неутешительная. Автор писал о том, что сорок процентов этих ребят в первые же годы попадают в тюрьму, а еще сорок процентов становятся бездомными. Из оставшихся же двадцати процентов половина сводят счеты с жизнью и лишь в долю процента попадают по-настоящему успешные люди.
– В нашем детдоме дети умирали от голода. Вы можете себе это представить? У нас происходили драки из-за не поделенного завтрака. А еще в наш приют стали распределять детей с тяжелыми заболеваниями, ну типа церебрального паралича и все такое. За ними требовался особый уход. Ой, не могу, аха-ха, особый. Несколько таких несчастных задохнулись во время еды.
– Какие ужасы вы рассказываете, – я слушала, сдерживая внутреннюю дрожь, – как такое возможно?
– Еще как возможно. Я слышала, ребята говорили, что их нужно было кормить через капельницу. Ага, сейчас.
– А вы сами куда сбегали?
Она поморщилась, как от боли.
– В никуда, лишь бы подальше от этой клоаки. Хоть на время.
– Вас били?
– Всякое было. В детдоме ведь своя иерархия, очень сложная. Было два корпуса: в одном находилась малышня, в другом все остальные, начиная с двенадцати лет. Каждый этаж – один отряд, который имел двух или трех воспитателей. Справиться со своей задачей им было тяжело. Поэтому для наведения порядка назначались командиры из самих детдомовцев.
– Разумно, дети могли выбрать самых достойных из своих рядов, – сказала я с энтузиазмом и натолкнулась на странный взгляд.
– Вы о чем? Достойные, – передразнила она меня, – на эту роль шли самые отмороженные, у которых отсутствовали такие понятия, как справедливость или уважение. Для них важнее были ненависть, унижение, физическое превосходство. Они кайфовали от того, что подчиняли себе тех, кто был слабее, а потом держали их на побегушках.
Я слушала, приоткрыв рот и округлив глаза.
– Был у нас один мальчик. Попал к нам, когда ему было лет шесть. Родителей лишили родительских прав, кажется, пили они по-черному. Парню, по ходу, не везло по жизни. Сначала на родителей, а затем и на приют. Наш командир со своими шестерками издевался над