– Спасибо, Николай, – я выпила таблетку с трудом.
Если бы не сильная головная боль, я не стала бы вообще лекарство пить. Терпеть не могу пить таблетки, трудно их глотать, это у меня получается в несколько заходов: надо сначала настроиться, потом сделать маленький глоток воды, положить таблетку на корень языка и только затем пустить в рот водопад. Николай знает, что надо минимум две трети стакана воды на этот ритуал, иначе таблетка «застревает», как мне кажется.
– Еще что-нибудь? – спросил в дверях Николай.
– Нет, спасибо. Я отдохну.
Когда Николай вышел, я поднялась, и села в кресло пить чай. В комнату прибежали мои коты. У них, внизу от дверной ручки, своя, кошачья, дверка, открывающаяся в обе стороны, в моей комнате и на кухне. Конечно, они сразу запрыгнули на колени и подставили свои спинки для процесса заглаживания.
– Хорошие мои! Да как я вас сейчас заглажу! За то вы мне голову потом лечить будете.
Мои коты мне всегда помогают, когда что болит. Они как чувствуют мои проблемы и укладываются лежать на то самое место, которое требует лечения: болит живот – они на животе, голова – ложатся сверху, спина – ложатся на грудь. Умники мои! Никто их не любит так, как я! Семен даже подопнуть мог! Да и Ванечка, чтобы меня позлить, может помучить кого из котов. Потом я стала понимать, что он так поступает, когда ему хочется дополнительного внимания. Сынок мой!..
Проснулась я от неясного шума голосов за окном. Коты спали рядом. Проснувшись окончательно, услышала, что во дворе довольно громко разговаривают двое людей: один из голосов – голос папы, второй, женский – не знакомый. Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая красноватый цвет по стенам комнаты. Голова не болела, была свежей, слегка кружилась. Я потянулась в постели и села. Голоса во дворе тише не стали. Сейчас папа что-то назидательно втолковывал своей собеседнице.
Я встала и подошла к окну. Там, внизу, на крыльце, стояли папа и какая-то дама, внушительных габаритов, в темном, не по сезону, костюме. Папа что-то говорил ей, она записывала иногда в блокнот.
Спустившись вниз, я обнаружила папу уже в холле.
– Здравствуй, еще раз, доченька! – он шел мне навстречу, протянув руки вперед.
– Привет, папа! – мы обнялись и поцеловались.
Папа был в строгом темно-синем костюме, белой рубашке, без галстука. Уверена, так он оделся исключительно по трагическому событию. Обычно, летом, его нельзя было заставить одеть костюм темного цвета, всегда в светлом.
– Кто это был? – спросила я.
– Это меня догнала похоронный агент, прямо у твоего дома, пришлось с ней здесь разговаривать, в дом не хотел приглашать.
– Ладно. Пойдем в столовую, поговорим, – я повела папу за собой. – Николай, сделайте нам чай, пожалуйста.
– Мне кофе, – попросил папа.
– Одну минуту, сейчас, – Николай пошел за нами.
– Папа, что мне дальше делать? – начала я канючить. Мне захотелось вновь стать маленькой безответственной девочкой, за которую думает кто-то взрослый.
– Во-первых, не раскисай,