Её имени не прозвучало, как, впрочем, и главных по меркам общества фактов биографических или не биографических, приближеннее к человеку, сказать, жизненных, но главную историю своей жизни она поведала в мелочах, в частностях, и рассказала она о себе всё. Совершенно всё, что имело, когда-либо значение.
В коротком повествовании своей истории она обнаружила о себе каждую кроху мышления, чувств и большего, чем чувств.
Одиночество было ей на руку, по видимости, всегда. Как и одинокая квартира, укрывающая в себе некогда живую мать этой старушки, а также, последние потуги жизни таковой, нынешняя хозяйка в своём внешнем не одиночестве продолжает линию мышления, поддержанную верой и помыслом.
Эта женщина не в силу возраста, предпочла заботе о своей сирости заботу за больными, неизлечимо больными старостью и другими недугами, что предопределялось в некоторой мере верой, в некоторой побегом от выбора.
Она рассказывала, как принимала в дар от них одежду, неплохую на её взгляд, приятную глазу. И виделось в ней в этот момент искренняя лёгкость, плавность продолжения каждого действа жизни. Интересной идеей в ней осуществилось желание быть живой и действенной, не смотря на возраст, в прочем, совершенно не определяющий человека. В возрасте не сосредоточено ни чего кроме формальностей, служащих для оперирования в угоду кому-то цифрами, чему старушка и пример и задача.
Она об одиночестве говорила в прошедшем, и именно с этого момента началось повествование истории, от первого лица, тронувшей всё нутро слушателя.
Перед разумом границ не больше, чем человек стремиться уличить. И сон был доказательством тому.
Спустя несколько месяцев после смерти матери, женщины, пожилой телом, произошло возвращение усопшей, возвращение в реальность подвластную разуму хоть и не долговечную. Произносился голосом образ во сне женщины, повествующей самую главную историю её последних лет. Она видела свою мать и живой, и столь же способной на слово, как и при днях до поглощающей свет ткани гроба, в котором она похороненной, осталась в памяти всех её знающих.
Дочь без доли сомнения, будучи послушной и верящей, принимала как должное каждое услышанное не противоречие.
И в след, пробуждало не только утро, пробуждали призывы к действию доносившиеся теперь всё менее отчётливо. Её желанием, изъявляемым к своему продолжению – дочери, было об оставленном всеми, одиноком котёнке, в коробке, на улице, поутру. И именно в это утро будил не только ранний час.
Проснувшись, старушка, обнаружила в себе знание совета, воспроизведенного во сне, почитаемого и, как повествовала она сама, принадлежащего именно матери её, не воспоминанию и ложному образу, а матери, чей образ не образом был во все, а реальностью, веры которой она за свою жизнь после принятия не усомнила. А приняла она её не сразу, носимая в миру обстоятельств и должностей.
Тем утром, проснувшись, ей поспешилось одеться. Выйти под окна своей одинокой