– Может, ручьинские? – предположил внимательно вслушивающийся в разговор Пепел, правая рука директора, парень с характерным шрамом на щеке.
– Не-е. – Лучников отрицательно покачал головой. – Это не они…
– Что же делать? – побледнел Морозов. – Я готов компенсировать затраты, если вы возьмете на себя труд…
– Ясно, – отрезал Лучок и лениво откинулся на спинку стула. – Значит, так… Деньги, которые эти типы с тебя требуют, нам отдашь, а мы уж сами их найдем и обо всем перетрём. Пока в контору не ходи, там наши посидят. Через два дня позвони мне… – Лучников прикурил новую сигарету, а старый окурок небрежно бросил на пол и, как будто одновременно стряхивая с себя повседневные заботы, скалясь, предложил: – Забудь обо всем, Костяныч, не переживай! Всё будет нормалёк… Поехали с нами в сауну!
Морозов вежливо отказался, сославшись на неотложные дела. Он пообещал привезти деньги на следующий день и, вежливо пожав руки добрым ангелам из охранного агентства, уехал.
А на обратном пути, когда он гнал по разделительной полосе широкого проспекта, внезапно зазвонил мобильный телефон в кармане. Его разыскивал секретарь.
– Фемистоклов в больнице, – произнёс он глухим голосом, доносившимся как будто из-под подушки. – Огнестрельное ранение правой подвздошной области…
Морозов от неожиданности вильнул рулем влево – и мимо него с рёвом и свистом промчались блестящие фары грузовой фуры. Он чувствовал – война не на жизнь, а на смерть началась…
Через два дня зазвонил телефон.
– Ну, в общем, всё нормально, – послышался в трубке равнодушный, как будто даже сонный голос Лучникова. – Мы их отметелили, как полагается, не переживай… Они только на тачках подскочили, как мои пацаны сразу волыны достали и палить стали. Двоих вальнули, еще один цел остался, а одного «скорая» со свистом умчала. Ну, короче, больше не сунутся…
На швейной фабрике воцарились тишина и спокойствие – они стоили гораздо дороже, чем деньги. О происшедшем напоминали только круглые дырки в стёклах нескольких трейлеров да черные лужи на асфальте, похожие на следы недавно прошедшего летнего дождя.
С тех пор Морозов стал ежемесячно отстёгивать охранному агентству «Элида» десять процентов прибыли. Десять процентов – это было по-божески. Двадцать, тридцать, сорок, а то и пятьдесят платили люди, которых издалека показывали Косте. Те же, кто отказывался, вскоре прощался с этим миром.
Морозов прикладывал все усилия, чтобы поддерживать хорошие отношения со своими могущественными охранниками. Иногда к нему обращались с «просьбой» помочь с внесением крупного залога за какого-нибудь мелкого боевика, загремевшего по недоразумению, по собственной глупости или по наводке в милицию. И предприниматель никогда не отказывал в просьбе. Он безропотно выплачивал довольно крупные суммы и не возмущался таким положением вещей.