Перемен, случившихся с Викой, например. Наша семейная «анфан террибль» в эти каникулы будто сбросила шкуру – или выползла из кокона взрослой бабочкой. «Взрывная» прическа сменилась аккуратной стрижкой, вурдалачий макияж исчез совсем, даже помады на губах теперь практически не было. Зато добавились мечтательная улыбка и чуть рассеянный взгляд.
– Ты это… втюрилась что ли? – спросил я в один из вечеров, когда обновленная Ежевика собралась уходить. Родители ее, по старой памяти, контролировать не пытались – или просто боялись спугнуть проявившуюся вдруг разумность. – Была нормальная ведьма, а сейчас скучный ангел!
– Дурачок ты, малыш. Да и я раньше дура была. Для каждого в этой жизни есть свой человек, но не каждому повезет его встретить. Я такая счастливая!
Она хихикнула совсем по-детски, вышла, оставив запах маминых духов, но уже без курева и алкоголя.
– Рома-антика!.. – проворчал я ей вслед стариковским тоном, погромче. – Надеюсь, хоть этот чувак получше Коляна?!
От самого Медяка перемен ожидать не приходилось, определенно. В один из дней отец показал мне газету – последнюю полосу, где традиционно печатали кроссворды и милицейскую информацию. С одной из фотографий глядел на мир скуластый, угрюмый, абсолютно бандитского вида Коля. «За совершение преступления, предусмотренного статьей 112 УК РСФСР, разыскивается…» Дальше были фамилия Медяка, ни о чем мне не говорящая, и дата рождения – восемнадцать ему исполнилось совсем недавно. Мог бы уйти сейчас в армию, но вместо этого рискует укатить «на зону». Благодаря мне. Пару секунд даже совесть мучала, пока не увидел на той же странице уже знакомую девочку из милицейского планшета. Глазастую, испуганно-серьезную. Тоже с фамилией и датой – даже двенадцати нет еще. Куда и зачем она ушла из дома 28 октября? Где именно встретила монстра, успела ли крикнуть о помощи, когда черви заполнили рот и начали выедать глаза? Звала ли маму или просто мычала в последнем животном ужасе, когда ее утаскивали прочь от света фонарей?
Меня затошнило, дефицитная халва показалась вдруг горькой, еле успел добежать к унитазу, чтобы выпростать из желудка праздничный ужин. Умылся, делая воду все горячее, – меня колотило противной мелкой дрожью. Мама заставила измерить температуру, покачала головой, принесла чаю с медом и какие-то таблетки. Глотать это все не хотелось, но пришлось. Забился под одеяло, там было хорошо. Уютно. С трудом долетали обрывки кухонного спора: папа что-то бубнил про реальность и взрослую жизнь, мама в ответ говорила, что время для этой жизни у каждого свое. Про последствия драки. Про впечатлительность, развитое воображение, необходимость смотреть хорошие, добрые мультики вместо жутких фотографий. Отзывалась, будто о малыше, но стыда почему-то не было. Так и заснул под обрывки родительских голосов – чтобы сразу увидеть Его.
Никакой равнины в этот раз, просто город. Мой собственный, погруженный в ночь: кривые зубы многоэтажек, бельма