– Здесь? – с удивлением спросил арестованный, и этого восклицания Ивану Васильевичу было достаточно, чтобы утвердиться в своем предположении.
– Нет, раньше. Перед войной, – уже уверенно сказал он.
– Откуда вы… Почему вы думаете, что я сидел в тюрьме?
– Да потому, что у меня есть некоторый опыт. Вы, вероятно, считаете себя единственным. Ошибаетесь. Вы не первый и не последний. Нацисты умеют использовать в своих интересах человеческие слабости.
Иван Васильевич говорил, не спуская глаз с лица арестованного. Складка на переносице Казанкова постепенно углублялась, он делал глубокие затяжки, а значит, слушал внимательно и думал.
– До войны у вас была растрата, что ли? – спросил подполковник.
– Да. Было такое дело… Проворовался.
– Ну, а кто виноват в том, что вы проворовались?
– Никто… Сам виноват.
– А если виноваты, то надо и отвечать… Вы пришли в эту комнату с намерением молчать. Думаю, что вы даже примирились со смертью. Так?
Арестованный поднял глаза и неожиданно спросил:
– Что я должен сделать, чтобы мне сохранили жизнь?
– Не будем торговаться, – строго сказал Иван Васильевич, – у вас два пути. Продолжать запираться и этим поставить себя в ряды самых презренных преступников. Второй путь – правда. Чистосердечным признанием и полной правдой вы искупите часть своей вины. Суд это примет во внимание.
– Хорошо. Я признаюсь! – твердо сказал арестованный. Он хлопнул себя по коленкам и встал, но тотчас же спохватился и, чтобы замаскировать невольный жест, попросил:
– Разрешите еще закурить?
– Курите.
Дрожащими пальцами он взял папиросу и сломал две спички, пока закуривал. Иван Васильевич взглянул на часы.
– Хотите есть?
– Не до еды сейчас.
– Почему? Перерыв кончится, и будем продолжать допрос. Придется сидеть всю ночь.
– Ну ладно, если можно, поем.
Иван Васильевич снял трубку телефона.
– Перерыв можно кончать. Стенографистку на место. Казанкову пришлите поесть.
Когда Бураков и стенографистка вернулись назад, Иван Васильевич сидел, откинувшись на стуле, а пальцами постукивал по столу. Глаза его весело блестели. Бураков знал, что начальник обожает музыку и в минуты приподнятого настроения в голове у него всегда какая-нибудь мелодия.
Арестованный сидел, сгорбившись, опустив голову на грудь, и даже не поднял ее при их приходе.
3. Допрос продолжается
– При каких обстоятельствах освободили вас из тюрьмы и что вы делали при немцах, расскажете позднее, – начал Иван Васильевич, когда арестованный поел. – Сейчас меня интересует задача, с которой вы приехали в Ленинград.
– В Ленинград меня послали потому, что я здесь жил до войны, – сказал Казанков, глядя прямо в глаза следователю.
– У вас есть родные?
– Здесь живет жена. Хотя я, конечно, не уверен.