– Работник года, – заметил мне язвительно.
– А вы куда? – заволновалась я, поняв, что пан куда-то намылился.
– Я должен отчитываться? – вздернул он бровь.
– Я просто за вас переживаю. Город новый, вдруг потеряетесь.
– О боже, за что мне это?
Простонал он вполне искренне, что только раззадорило меня. Прихватив пальто, я поскакала за паном.
– Я серьезно, Росцислав, давайте я вам помогу. Будем дружить. Зачем нам ссориться?
Улыбнулась по-дикторски, до зубов мудрости постаралась, ей богу. Мудрости у меня, конечно, кот наплакал, только зубами светить и остается.
– Я обедать иду, Ева. В чём будете помогать? С ложечки покормите?
– Если надо, я могу, – он закатил глаза, я продолжила, семеня рядом. – Хотя уверена, вы и сами прекрасно справитесь. Составлю вам компанию? Я ужасно проголодалась.
И ресничками захлопала. Росцислав обреченно вздохнул.
– Идёмте, я собирался в кафе напротив.
– Отличный выбор, но давайте пойдем в другое. Я знаю классное местечко, всего на пять минут дальше. Вам понравится. Готовят, пальчики облизать можно.
– Будете облизывать?
– В смысле?
– В смысле будете пальцы облизывать? Хочу понимать, к чему мне готовиться.
– А надо? – я даже поднесла палец ко рту, Ястржембский руку мою отдернул и посмотрел странно. Я рассмеялась.
– Вы же не думали, что я всерьез?
– С вами никогда не знаешь наперед. Надеюсь, вы не пытаетесь меня соблазнить?
– Вас? Боже упаси. Я так, поддержать хотела человека на чужбине.
Пан снова простонал, я только хихикала потихоньку. На нас посматривали, но не подходили. Полагаю, в этом была моя заслуга, всё-таки директорская дочка.
В кафе Росцислав предпочитал есть. Вот прямо совсем. Ни единого слова не обронил, только с аппетитом уплетал заказанное. Я вяло жевала, сверля его взглядом, но парню было хоть бы хны.
– Говорят, вы ловелас? – наконец не выдержала я. Как это полчаса и без разговоров? Пан поперхнулся и посмотрел недобро.
– Ешьте ваш салат, Ева.
– Не хотите отвечать?
– Не хочу.
– Значит, правда, ловелас.
Он вздохнул. Вилку отложил с сожалением. Но хорошо, что отложил, судя по виду, хотел ей воспользоваться в отношении меня.
– Разговаривать во время еды вредно, вас мама в детстве не учила?
Я сглотнула, неопределенно дёрнув плечом.
– Мамы не стало, когда мне было три.
Пан сощурился, разглядывая меня.
– Сочувствую. Извините. Что произошло?
Я снова дернула плечом.
– Не хочу об этом говорить.
Пан кивнул, и за столом повисла долгожданная для него тишина. Я уныло ковырялась в своем салате, отделяя ингредиенты в разные кучки. На самом деле я маму почти и не помню. Так, какое-то размытое пятно неясных детских