столичной жизни (Рафаил говорил «стыдобы»). Ну, и то ли в шутку, то ли всерьёз зазвала раз целую бригаду шабашников, три человека сразу, к себе в баню, попариться за компанию. У тех куражу только до предбанника хватило, а в последний момент «дрогнули и побежали». Раздетые уже. Один только в подштанниках ещё оставался. А остальные вещичками прикрывались. Венерка вышла следом голая, крутобокая, дынногрудая, похлопывая банным веником по ладошке, с видом лёгкого разочарования, явно работая на публику (свидетели были…). Посмотрела, как те, сверкая сметанно-белыми голыми ягодицами, со смехом перегоняя друг друга и толкаясь, нарезают бережком до ближайших кустов. Крикнула вдогонку: «Ссыкуны!» И скрылась, хлопнув дверью. Правда, Рафаил говорил, что один из шабашников, сутуловатый очкарик, потом все-таки ходил к Венерке, «потому, что сильно скучал по своей жене».