Лесничий Орн. Алексей Будищев

останавливаясь затем.

      Прихожая освещалась светом, падавшим из соседней комнаты, и это делало ее жуткой. Сиплый голос «глухонемого» Родбая прилетел сюда.

      – Немцы никого не боятся, кроме Бога, – говорил тот, которого раньше считали глухонемым. И говорил по-немецки.

      Граф Тарновский умышленно громко хлопнул дверью и стал сбрасывать с себя походный плащ. Громницкий закашлялся. Из внутренней комнаты послышались торопливые шаги.

      Через мгновенье в прихожую со свечою в руках вошел лесничий Орн в высоких сапогах, в серой куртке с зелеными отворотами, огромный, сильный, ловкий, как атлет из цирка. Он растопырил руки.

      – Боже, кого я вижу, – зычно и весело заговорил он. – Как я рад, граф, что вы сами пожаловали ко мне! Впрочем, если бы вы сегодня не оказали мне этой высокой чести, завтра утром я был бы у вас с восходом солнца!

      Он протянул графу обе руки и стал трясти его за локти. Затем самым почтительным образом он поздоровался и с Громницким. И повел обоих в освещенную угловую комнату, где на круглом столе бурлило в кофейнике кофе. Нарезанная ломтиками колбаса красовалась на тарелке. Лежали булки и рядом вздымался живописный флакон ликера. Родбай с мрачным видом глухонемого улыбался и показывал гостям жестами:

      – Очень рад вас видеть!

      И по временам испускал дикое мычание, каким все глухонемые сопровождают свои восторги.

      Орн спрашивал:

      – Чем вас угощать? Чаем или кофе? – и дружелюбно похлопал Родбая по плечу. – И ты рад гостям, мой немой дурачок? Да? Д-да?

      Тарновскому стало страшно, так страшно, что у него закружилась на мгновенье голова. Когда Родбай поднял высоко обе руки, чтобы прибавить огня в лампе, Тарновский ясно увидел, под его курткой сбоку были привешены к поясу: огромный пистолет Наган и, очевидно, очень длинный кавказский кинжал в серебряной оправе.