После этого пять тысяч спортсменов в трико под музыку демонстрировали живые фигуры. Это выглядело довольно скучно: толпы перебегающих туда-сюда молодых людей и девушек. Впрочем, подумал Андрей, с высоты должно смотреться эффектно.
– На площадь вступают, – радостно сообщил голос женщины-диктора из динамиков, – трудовые коллективы столицы. Немеркнущим светом Великого Октября освещены лица советской молодежи.
– Пока можно пройти, идемте поближе к Мавзолею, – предложил Адам Францевич, – оттуда будет лучше видно.
Они неторопливо пересекли покрытую брусчаткой площадь: старик с тросточкой и поддерживающий его под руку молодой человек. Свидетелями этого наглого нарушения порядка были тысячи людей – и Яровой невольно похолодел, чувствуя себя под их взглядами словно муха на обеденном столе, – но никакой реакции не последовало. Будто все тысячи глаз в эту минуту были устремлены на что-то другое. А от Исторического музея, из боковых проходов, уже валили на площадь нестройные колонны с портретами вождей и охапками бумажных цветов. В динамиках зазвенел «Интернационал».
– Заветам великого Ленина верны! – умирая от счастья, проинформировала диктор. – Страна первого космического спутника, юная родина Октябрьской революции, сегодня на марше труда и мира!
Андрей приметил в толпе у подножия Мавзолея Ленина-Сталина знакомого парня из Ночного Дозора и помахал ему рукой; тот сдержанно кивнул в ответ. Зрители под кремлевской стеной возбужденно и весело обменивались впечатлениями о параде. Перед трибуной медленно проехал огромный транспарант с портретами Ленина, Хрущева и Маркса, за ним семенили пионеры с флагами республик СССР и стран Варшавского договора. «Красота, – подумал Андрей – когда бы еще я смог понаблюдать это все отсюда?» Крыницкий смотрел куда-то поверх голов, Яровой перехватил его взгляд – и почувствовал бегущий между лопаток холодный ручеек. По обе стороны Мавзолей будто прикрывали редкие цепочки Светлых; большинство из них были еще не знакомы новичку Дозора, но он уже безошибочно выделял их среди неприкаянных трудящихся столицы, приглашенных на трибуны поглазеть на шествие. Лица Иных были внимательны и сосредоточенны: лица сотрудников, занятых серьезным, может быть, даже опасным делом. Андрей поднял голову и оцепенел. Краем уха он уловил: «Интернационал» сменила песня «Смело, товарищи, в ногу». Диктор продолжала экстатический монолог:
– Вперед к новым победам, к неизбежному торжеству коммунизма во всем мире! Ура, товарищи!
Но Андрей уже не слышал ее. Он смотрел на Бориса Игнатьевича Гесера, что приветливо помахивал рукой с трибуны Мавзолея, стоя между товарищами Хрущевым и Брежневым. В элегантном бежевом плаще и щегольской шляпе шеф напоминал иностранного посла. Вот он обернулся,