Вдруг сзади его раздался хрип. Это больной пустил пену изо рта, скорчив посиневшее лицо.
– Что с ним?! – побледнел Мининзон.
– Задыхается он, анафилактической шок! – крикнул Колчин, со звоном раскидывая содержимое стеклянного медицинского шкафа в поисках ампулы с эпинефрином.
– Сделайте же с ним что-нибудь, не стойте! – забегал по смотровой Семён Борисович, смахивая на пол распахнувшимся халатом бумаги и инструкции.
Леночка судорожно стала звонить в реанимацию.
– Где эпинефрин? – крикнул Колчин.
– У нас нет его! – испугалась старшая медсестра.
– Как это нет?! – взвизгнул Мининзон.
– Вы же сами приказали его убрать! – возмутилась старшая медсестра.
– Но он должен быть по инструкции! – опять крикнул Колчин. – Есть хотя бы хлорид натрия?
– Вам здесь не аптека! – обиделся Мининзон.
Пациент затрясся в агонии и захрипел.
– Он сейчас скопытится! – заорала Леночка.
– Всё из-за Вашей тупости, Семен Борисович, – неодобрительно заметил Колчин.
– Так сделайте уже хоть что-то! Кто из нас врач, я или вы? – произнес судьбоносную для самого себя фразу Мининзон и выбежал из смотровой.
Колчин подошел к умирающему. Из того с хрипами выходили последние вздохи дыхания. Вдруг он пришел в себя и посмотрел на Колчина . Его взгляд был полон разума. Шевеля синими губами, он прошептал:
– Не смотри ей в глаза…
После этих слов его голова свалилась набок и извергнула хлопья желтой пены.
Колчин вздрогнул. Эту же фразу произнесла женщина из Никитского, которую он недавно лечил гипнозом.
«Совпадение? Или продолжение истории?» – подумал Колчин, устанавливая на часах время смерти пациента.
Через двадцать минут в смотровую вломилась реанимационная бригада забрать тело, а к концу рабочего дня в кабинет Мининзона без стука вошел мужчина в очках.
Минизон был пьян и потерян.
– Вот здесь у меня протокол опроса сотрудников клиники, – доброжелательно произнес мужчина, поправив очки и положив на стол бумаги, – понимаю, Семён Борисович, каждый может ошибиться, но в Вашем случае я бы Вам посоветовал написать заявление по собственному желанию. Лицензии Вас, конечно, лишат, но это лучше, чем уголовное дело.
– Как заявление?! – вознёс костлявые руки к потолку Минизон. -Да вы понимаете, сколько я отдал этой клинике!
– Два года, – кивнул мужчина.
– Я двадцать пять лет в медицине! Я не смогу прожить ни дня без медицины! Я не мыслю себя ни секунды вне медицины! – выл Мининзон, ломая руки.
– Тогда могу предложить Вам почётную должность фельдшера на зоне.
После этих слов Семён Борисович осознал сущность момента и написал заявление.
На следующее утро Колчин был вызван на ковер.
– Анатолий Михайлович, – строго начал профессор и академик Войцеховский, – ситуация складывается так, что мы вынуждены принять меры. Мы пообщались