Шлиман. Как я нашел золото Трои. Генрих Штоль

Так же как сегодня каждый археолог-практик является, по сути, учеником Дёрпфельда и его методов, так же Генрих Шлиман остается для всех них патриархом, ибо без его напористости, без его мужества, без его силы убеждения, без его веры в свое призвание и в достижимость поставленной цели археология и поныне не вышла бы из младенческого возраста. И здесь ничего не меняет тот факт, что многое возникло лишь из несогласия со Шлиманом. Без мечты о Трое, которую лелеял бедный деревенский мальчик, и по сей день, возможно, Троя не была бы найдена. Археологию в сегодняшнем смысле слова нельзя представить себе без первооткрывательской работы Шлимана.

      Мы сравним Шлимана с Колумбом. Разве подвиг Колумба умаляется тем, что он искал морской путь в Индию и был убежден, что открыл именно ее? Разве значение Шлимана уменьшается от того, что он, заблуждаясь, думал, будто в руках у него сокровища Приама, тогда как это был клад правителя, жившего за тысячу лет до Приама? Или значение Шлимана уменьшается от того, что он думал, будто нашел могилу и золотую маску Агамемнона, тогда как и они, возможно, были – последнее слово в этом вопросе еще не сказано – на триста или четыреста лет древнее? Колумб навсегда останется открывателем Америки. Шлиман навсегда останется человеком, который нашел Трою и подарил нам целое тысячелетие греческой истории, или, точнее говоря, истории человечества. И мы должны питать к нему глубокое уважение и благодарность, невзирая на его заблуждения, его причуды, его человеческие недостатки и слабости.

      Книга первая

      Мечта деревенского мальчика

      Если тебя не совсем Одиссеева кинула сметка,

      Дело исполнить свое вполне ты надеяться

      можешь.

«Одиссея», II, 279

      Глава 1

      Рай и низвержение в ад

      Вот что прежде всего у тебя, чужеземец,

      спрошу я:

      – Кто ты? Откуда ты родом?

«Одиссея», VII, 237

      Луиза Шлиман сидит под липой. Хотя рядом корзинка, полная драных чулок, – когда у тебя восемь человек детей, из которых шестеро день-деньской на ногах, то большая часть времени уходит на штопку! – она задумывается, опустив руки на колени. Сегодня ей нечего опасаться окрика из дома или упреков в безделье. Она такая усталая и бледная, такая тонкая и хрупкая, что кажется, сильный порыв ветра унесет ее. Вчера ей исполнилось тридцать шесть, а она чувствует себя пожилой. Из шестнадцати лет замужества каждый год старит на два года, а каждый ребенок – еще на год.

      Но она сама виновата в этом. Она упрямо стояла на своем, когда отец отговаривал ее. Правда, он понимал, что в маленьком Штернберге дочери его вряд ли найти лучшего жениха, чем молодой, самоуверенный, пышущий энергией заместитель ректора[1]. Но уж лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за такого человека. Тогда она была убеждена, что отец не прав. Она никогда не забудет, как в прошлом году, когда в последний раз была в родительском доме, отец,