– В любом случае, Изетта оказалась умнее всех нас.
Элена посмотрела на нее.
– Что ты имеешь ввиду?
– Хотя, может быть, еще не все потеряно, – сильфа не ответила на вопрос и повернулась лицом к небоскребу. – Взять все и бросить, здесь и сейчас… Иве существует тысячу лет, и простоит еще столько же. Какое ему дело до меня? Или тебя? – Ушериз повернулась к Элене. – Он будет здесь, даже когда все сильфы вымрут.
– Тише!
Элена опасливо оглянулась и сжала в ладони прядь голубых волос.
– Так скажи мне, кто важнее? Тот, кто тысячелетия властвует над миром, или те, кто просто хочет жить? – губы Ушериз дрогнули. – Я хочу жить. Даже такой… я просто хочу жить.
Элена молчала.
Слова сильфы ранили ее, но не поколебали уверенности в правильности выбранного пути. Она не могла отдать крылья и способность к магии за мираж.
Нет, Элена сделала выбор, потому что верила и продолжала верить в праведность дела сильф, а еще знала, что без нее, без них всех, никто не сможет положить конец технологической тирании Муунгана.
Она сложила документы в рюкзак и серьезным, не терпящим возражений тоном, произнесла:
– Мы здесь во имя всех тех, кто остался дома, в Араэше. Не ради славы или награды, но ради будущего других. Мы не можем сдаться на полпути.
Ушериз поморщилась, словно напоминание о правильности выбранного пути успело набить ей оскомину, но промолчала.
– Идем, – подытожила Элена.
Они перешли улицу и влились в быстрый поток идущих по своим делам муунцев. Элена никогда не видела такого количества полукровок. Впрочем, она и представителей других кутан наблюдала только на страницах учебника истории.
Иноземные гости редко заглядывали в Араэш, если не считать альвов, но здесь, в сердце свободного мира, на улицах можно было встретить кого угодно.
Излишне волосатых и резких в движениях баггейнов, которые редко ходили по одному и предпочитали передвигаться стаями или парами.
Тех же альвов, остроухих и статных, почти таких же тонкокостных и изящных, как сильфы, но гораздо более высокомерных.
И до жути прекрасных гиан – высоких, как альвы, и смертоносных, как баггейны. С глазами всех оттенков алого и острыми, как лезвия, клыками.
Пожалуй, только ютулы, которые в солнечных лучах обращались в камень, не встречались на улицах Муунгана днем.
Но, если верить книгам, у них были красивые витые рога, что начинались у основания лба и шли вдоль черепа к шее, огибая уши или, наоборот, уходили заостренными концами вверх, и перепончатые крылья. Такие большие в размахе, что запросто могли перекрыть целую улицу.
Есир великий зодчий заложил в основание Муунгана первый камень, и с того момента город рос сам, под стать настроению и привычкам своих разношерстных жителей.
Поэтому широкие проспекты с домами из стекла и металла через три квартала легко могли трансформироваться в узкие каменные улочки с покатыми крышами и окнами-бойницами, а те в свою