Вика никогда не любила сестру, но когда той поставили диагноз «шизофрения», просто возненавидела ее. Она уговорами и хитростью убедила родителей не помещать младшенькую в лечебное заведение. Сама сняла сестре квартиру в спальном районе города, и разумеется, выбрала подешевле. Цена была действительно невысокой, в квартире был обрезан газ за неуплату. Владелец собирался делать ремонт, содрал обои, вывез мебель, но до ремонта руки так и не дошли. Состояние квартиры с большой натяжкой можно было назвать жилым. Вика с радостью согласилась на предложение и заселила в обшарпанную хибару шизанутую сестру. Но необходимость посещать ее раз в неделю, тратить время и деньги, очень утомляла Вику. В глубине души она надеялась, что душевнобольная выйдет на прогулку и попадет под машину.
* * *
Остаток пути домой, Кира прошла без приключений. Оказавшись в квартире, она быстро закрыла за собой двери, защелкнула замок и с облегчением выдохнула. Девушка все еще была под впечатлением от случившегося. Она стала переодеваться. Снимая футболу через голову, она вдруг замешкалась, и вслух спросила: «Ты тут?» Немного подождав и не получив ответа, она решила, что меня нет. Я все равно не мог ей ответить. Для этого нужно было взять контроль над телом, а занимать его по пустякам не хотелось.
Кира разделась и достав из своего огромного чемодана сменное белье, отправилась в душ. Я привык часто принимать душ. Некоторые, повернутые на чистоте девушки принимали его по семь раз на дню. Меня было невозможно смутить или удивить нагим телом. Я ж видел Еф%ма, помните? Обделавшегося в штаны, зарыганного с гниющими ногтями, всего-то сто миллионов раз. Я видел все.
После потасовки, мне удалось вернуть тело Кире без чувства неразъединенности. Сравнивая разницу в ощущениях, я отметил, что перестал постоянно слышать ее мысли. Это было отличной новостью. Все таки слышать мысли другого человека, жутко утомляет. А если ты слышишь одни и те же мысли многие тысячи раз, тем более.
Приходилось признать, что я запорол свою первую семидневку в новом теле, в первый же день. Эх, не удержался и влез куда не просили. Хотя в этом не было никакого смысла. Но у меня было оправдание. Впервые за тысячелетия, кто-то заговорил со мной. Со мной, как с живой личностью. Я жил невидимой тенью, внутри отрезков жизни других людей, но даже в толпе чувствовал себя одиноким. Никто не знал обо мне. Никто не говорил