не научилась только я счастливой быть.
Самообман
Стучится май уставший в окна,
холодный, странный и больной,
весной нелепой и скупой
всё человечество оглохло.
Мы полумерами живём,
не с теми спим, не с теми дружим,
не с теми делим кров и ужин
и по течению плывём.
Мы словно раненые звери
сметаем всё и наугад…
и нет уже пути назад
в те заколоченные двери.
Мы носим маски и очки,
мы бьём наотмашь безрассудно…
и обвинив во всём простуду,
скулим в чулане от тоски.
Обретение
Под стук колёсной перебранки
я коротаю лета дни…
в окне мелькают полустанки,
горят сигнальные огни.
От суеты в глуши укрывшись,
брожу в лесу я не спеша,
в покое сладостном забывшись,
поёт уставшая душа.
Пьянит вечерняя прохлада,
смывая с плеч уставший день —
его ненужную браваду
сменила сонной ночи лень.
Играя, бабочки слетелись
на свет слепого фонаря,
и в этой сонной колыбели
луна баюкает меня.
Под стук колёсной перебранки
учусь дышать я не спеша.
Мурлычет тихо спозаранку
вновь обретённая душа.
Причал
В объятиях – спасение и сила,
в их нежности – спокойствия причал.
Я знаю, потому что я любила…
О как же мир без чувств безбожно мал!
Прочь
Хорошего много иль мало,
рассыпался утренний свет…
молиться тебе перестала
сегодня примерно в обед.
Не маюсь, не каюсь отчаянно,
что я без тебя умру —
ты спутником был случайным,
ушёл, как всегда, поутру.
Жестокая боль погубила
и выпила душу до дна,
с размаху бокалы разбила…
я снова осталась одна.
На пределе
Я этой зимой на пределе,
морозных ночей не хочу,
устала от белых метелиц
и в вихре безумно кричу.
Никто не услышит – я знаю,
никто не простит, не поймёт…
и даже в белеющем мае
прохожий не глядя пройдёт.
Винить я других не привыкла —
могла бы… но нет, не хочу.
Однажды проснувшись от крика,
теперь я молчу.