– Есть, – возразил Айван. Ему было непонятно стремление человека к саморазрушению. Он мог лишь предположить, какие муки сейчас испытывает генерал. Когда-то он сам был «болен». Хотя в их расе такое состояние не считалось болезнью. Каждый из хаа-рашсов был вынужден пережить подобное. Их Становление проходило под контролем врача. Да он практически не помнил того времени, учитывая, что находился под действием сильнейших препаратов придуманных хаа-рашсами для хаа-рашсов. Но сейчас страдал человек. И страдал во сто крат сильнее, потому что все его тело претерпевало невероятные, противоестественные изменения, с которыми до сих пор не сталкивался никто из ныне живущих. Айвану было трудно понять, почему Дамир принял такое нелогичное решение.
– Год в саркофаге? – у генерала вырвался смешок, – нет уж.
– Против четырех месяцев полных страданий и мук. Когда один ваш вид способен вызвать у окружающих страх и непонимание. Я уже не говорю о постоянной изматывающей боли. Не будем забывать о том, что ни одно живое существо не подвергалось подобным изменениям, и мы можем лишь предполагать, сколь длителен будет процесс.
– Меня изолировали, – возразил Дамир, – к тому же, как вы понимаете, я всеми силами избегаю появляться на людях. Следовательно, я безопасен для душевного покоя окружающих. К тому же, вряд ли здесь, на полуразрушенных нижних уровнях старой базы у меня появится возможность принимать гостей.
Айван обвел взглядом пещеру, еще недавно бывшую зеленым оазисом с небольшим водоемом и искусственными растениями. Сейчас от нее мало что осталось. Перегородки разрушились, вода исчезла, кое-где проглядывала засохшая трава. Генерал сам выбрал это место и запретил здесь появляться своим подчиненным.
– Вы человек. Следовательно, мы не знаем, как на вас скажется мутация. Никто за всю историю хаа-рашсов никогда не сталкивался с подобным.
– Никто за всю нашу историю не обменивался с вами кровью столько же, сколько это делал я, – горько усмехнулся Дамир. Сейчас, вспоминая долгие годы жизни, сопровождавшиеся болезнями, ранениями, травмами, которые излечивались кровью хаа-рашсов, генерал раскаивался, что пошел по более «простому» пути, искусственно продлевая себе и своим подчиненным жизнь, облегчая страдания, излечивая от неизвестных до сих пор болезней, исцеляя от смертельных ранений, так часто получаемых на Утлагатусе. Но почему мутировал именно он? Как глава базы генерал брал на себя ответственность, единолично принимал решения, а порой и совершал действия, которые приводили к риску для его жизни и новым увечьям. Возможно, второй шанс для хаа-рашсов стал той самой пресловутой каплей, с которой уже не в силах был справиться его организм.
– Мы не могли знать… я не знал, что так может быть, – впервые в тоне Айвана промелькнуло что-то похожее на раскаяние.
– Что же,