– Договорился о времени нового допроса, по итогу буду придумывать линию защиты.
– Сделку предложишь?
– Скорее всего, – хотя выходило некрасиво. Сам себе процесс порушу. – У моего клиента две игрушки со следами ДНК девочки.
– Ты же сказал, одна. А… ты про мужскую. Мерзость какая, – она помолчала, пережидая комок в горле, потом произнесла почти буднично. – Сам в это вляпался, с потрохами.
– Да знаю, знаю. Надо бы перепроверить…
Хотя другая мысль обожгла, подлее. Подумалось, а может, зря слушаю Шалого. Он явно не все рассказывает, да и то, как это делает, само по себе вгоняет в дрожь омерзения. Может, вправду виновен по всем статьям? Пусть тела не нашли, да и то, когда найдут, вряд ли поможет лаборатория – ну какие следы на полуразложившемся трупе? Разве вещи самого Шалого. Адвокат обязан не то, чтоб безоговорочно верить клиенту, но разрушать доводы обвинения, особенно, если они кажутся защитнику огульными, особенно, если получены с нарушением процедур.
Вспомнилось, как в начале карьеры, еще когда работал на Хорошилина, получил своего первого убийцу. Человек из окружения прежнего губернатора обвинялся в двух убийствах предпринимателей, сделанных по версии следствия с особым хладнокровием. Вот только следствие собрало улики столь небрежно, пригласило таких свидетелей и экспертов, что я с ходу сумел отвести подозрения в одном из убийств, цепляясь буквально к каждому пункту, каждому показанию. Эксперты не могли похвастаться качеством проведенной работы, свидетели путались в трех соснах, я уже предвкушал победу по всем статьям. Казалось, прокуратура играла в поддавки, представляя возможность долгожданного триумфа. Как вдруг понял, что нелепо собранные доказательства выстраиваются в четкую, понятную картину преступления. Которую я всеми силами стараюсь извратить и разрушить. Мой подзащитный виновен, а я делаю все возможное, чтоб освободить его от заслуженного наказания.
Наверное, в жизни каждого адвоката наступает время, когда он должен решить для себя, будет ли защищать до победного заведомого преступника или позволит свершиться хоть какому-то правосудию. А ведь в первом случае он все сделает правильно, по букве закона. К нему даже придраться невозможно будет. Достаточно вспомнить самое скандальное освобождение из почти бесконечной череды, случившейся, правда, в США, но именно от этого особо громко прозвучавшего. Я имею в виду дело О Джея Симпсона, убившего жену и её любовника, но освобожденного в зале суда. Уж больно хороши оказались адвокаты, пошедшие на сделку с совестью, может, даже не заметившие этого. Да, они могли утверждать, что заведомо плохо сработали следователи и обвинители, вот правосудие и не свершилось. Но разве в этом дело? В этом суть состязания между защитой и обвинением?
Тогда я поступился законом, фактически, слил последующие заседания суда, в результате чего судья смог зачитать вердикт, приговорив клиента к шести годам вместо планировавшихся десяти-двенадцати. Обвиняемый был несказанно