Была у Пушкина не только белокаменная малая родина, но и альма-матер – Царскосельский лицей. Явление удивительное, осуществленная утопия в духе Монтескьё. Лучшие педагоги, изысканные интерьеры и ландшафты, скромные кельи лицеистов – все соответствовало продуманному замыслу. Из этого питомника должны были выйти настоящие сыны просвещения, государственные мужи, достойные великого будущего России.
Н.Тропинин. Портрет Пушкина
Впрочем, учился Пушкин без усердия. В итоговом списке успеваемости занял 26-е из 29 мест. Ему напрочь не давалась математика, да и вообще он не собирался подчинять свою интеллектуальную жизнь требованиям учебной программы. Филолог Николай Кошанский, один из лучших профессоров Лицея, дал своему ученику такую характеристику: «Александр Пушкин больше имеет понятливости, нежели памяти, более имеет вкуса, нежели прилежания». Но главное – он завоевал лавры первого лицейского стихотворца. Его, юнца, высоко ценили маститые поэты – начиная со «старика Державина», который говаривал: «Пушкин уже в Лицее перещеголял всех писателей».
При всех достоинствах Лицея в этом сугубо элитарном, придворном учебном заведении легко было впасть в снобизм по отношению к не столь изящной российской действительности, к людям, которым далеко до царскосельской мерки. Многие не устояли перед таким соблазном. А Пушкин в ампирных лицейских стенах задумал сказочный эпос в простонародном былинном духе – «Руслана и Людмилу». Эта шутливая поэма принесла ему первую славу. Там нет глубин, присущих будущим его сочинениям, но смелый аттракцион картин, смешение фантастики, юмора и лирики – все это захватывало читателя и отпугивало «литературных староверов».
Показателен раздраженный отзыв магистра словесности Андрея Глаголева в «Вестнике Европы»: «Позвольте спросить: если бы в Московское благородное собрание как-нибудь втерся… гость с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом: здорово, ребята! Неужели бы стали таким проказником любоваться? <…> Шутка грубая, не одобряемая вкусом просвещенным, отвратительна». И это писал не сановитый старец, а молодой филолог и археолог, знаток греческой трагедии. Между тем именно в этой поэме рождался русский литературный язык, что тонко прочувствовал Василий Жуковский, подаривший Пушкину свой портрет с надписью: «Победителю ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму „Руслан и Людмила“». И мужик в армяке для изящной словесности – не помеха. Пушкин и впредь не стеснялся свои ключевые мысли излагать с помощью народных пословиц: одна «Капитанская дочка» чего стоит! Он провозглашал: «Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин глубочайших исследований… Не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком».
В начале XIX века русский язык переживал не лучшие времена. Считалось, что он не предназначен для высокой литературы. Русские дворяне, рожденные в 1790—1820-х годах, почти не писали на «языке родных осин», да и говорить, а то и думать предпочитали по-французски. Многие и вовсе превращались в иностранцев – по вкусам и пристрастиям, по духу. Во многом этому поветрию способствовало всеобщее представление о слабости русского искусства и литературы, о безыскусности «домотканого» говора, который, как казалось повесам и вертопрахам, непригоден для остроумной непринужденной беседы. С этой тенденцией неистово боролся адмирал и писатель Александр Шишков, но ему не удалось создать литературной школы. Не хватало словесного изящества, таланта.
Пушкин и сам в юности носил прозвище Француз, которое ему присвоили за любовь к языку Парни и Вольтера. Но он не был бы «сыном гармонии», если бы это увлечение заслонило для него стихию русской речи. Еще в Лицее Пушкин задумал изменить положение вещей, доказать, что и в России литература способна играть заметную роль, влиять на общественные настроения, на вкусы… И он стал нашим первым национальным поэтом, законодателем мод, который приучил публику к русским стихам. Пушкин создал образцы и для светского остроумия, и для грозных государственных заявлений, и для объяснений в любви. А главное – это был гибкий и выразительный литературный язык, который стоит в основании всей послепушкинской словесности.
Эта миссия оказалась по плечу ему одному. Жуковский самозабвенно служил литературе, но по его элегиям невозможно судить о тогдашней России: не хватает корней и почвы. А Пушкин дал определение всему, что его окружало. Михаил Лермонтов виртуозно владел стихом с юношеских лет, однако стать «солнцем русской поэзии» автор «Демона» не мог. Слишком сумеречен его талант, его образ романтического язвительного изгоя. Лермонтову не хватало жизнелюбия, света!
Да