В голове не было мыслей. Ни единой мысли, способной связать минувшие события воедино. Я чувствовала себя так, словно впала в кому на долгие столетия, словно уснула в пятнадцатом, а проснулась в двадцать первом веке, и кто-то из врачей сообщил: «Ты – Маат».
Я не знала, что я Маат, но мне сказали, что я – это она. И никому не было дела до того, что я сама думала обо всём этом, ведь у меня не было выбора. Не было права сомневаться, кричать, что все вокруг сошли с ума и я хочу домой, в Париж. Хочу увидеть маму и Александра Робинса…
Я тяжело вдохнула и, прищурившись, подумала: «Боги, если всё это правда, дайте мне знак».
И они дали. Следующим днём, когда я лежала на кровати и смотрела в потолок, в комнату вошла женщина, сотканная из сияния и теней. И имя ей было Бастет.
II
Она стала приходить ко мне каждую ночь. Подобно сказке или миражу, Бастет появлялась у моей кровати после захода солнца.
Я познала нежность и тепло чужих касаний. Одинокие дни наполнились смыслом, ведь теперь я жила в ожидании того, чтобы коснуться её бархатистой кожи.
– Я… богиня? – приподняв подбородок, спросила я. Бастет гладила мой лоб и перебирала волосы, а я лежала на её груди и тщетно боролась с сонливостью.
– Да, тушканчик.
– А люди…
– Есть боги, а есть люди, – убаюкивая меня перед сном, рассказывала она. Её мелодичный голос казался мне самым красивым из всего того, что я когда-либо слышала. Раньше моим любимым звуком был шелест песка и дуновение прохладного ветерка на закате, но теперь самым любимым стала она.
Бастет поведала мне о двух мирах, обо мне, о моей силе и моём предназначении. Она рассказала о моём отце и о войне, которая шла между ним и Осирисом. Но, несмотря на все открывшиеся истины, я не испытывала интереса к внешнему миру. Мне было достаточно её.
Пока Сет не проиграл, а меня, как великую опасность и трофей, не забрали в Дуат. Там меня держали в заточении до тех пор, пока Осирис не пошёл против воли своей жены, Исиды, и не освободил меня.
Там, где её ноги касались пола, по жёлтому камню расползалась чёрная дымка. Откуда бы она ни пришла, она принесла с собой ночь и тени. Она принесла страх. Но страх сплёлся с восхищением так тесно, что стал неотделим от него.
Тело покрылось мурашками, а похолодевшие пальцы на ногах рефлекторно поджались. Я заёрзала на месте и отвела взгляд, но Бастет обхватила мой подбородок двумя пальцами и вынудила посмотреть ей в глаза: раскосые, идеальной миндалевидной формы, подведённые сурьмой.
– Маат, – прошептала она. – Ты нас всех так напугала.
– Чем? – прочистив горло, уточнила я.
Бастет покрывал чёрный плащ. Скинув капюшон, она заправила чёрные волосы за ухо и, натянуто улыбнувшись, крепче сжала мою руку.
– Смертные не могут жить в Дуате. Ты была