– Пожалуйста, не прерывай меня, – просил он. – Значит, так: один фунт семнадцать шиллингов дома и два шиллинга шесть пенсов – на службе; я могу отказаться от кофе на службе – скажем, десять шиллингов домой, – получается два фунта девять шиллингов шесть пенсов, да у тебя восемнадцать шиллингов и три пенса, итого три фунта семь шиллингов девять пенсов; в банке у меня пять фунтов, итого восемь фунтов семь шиллингов – кто это там ходит? – восемь… семь… девять… – не мешай мне, милая, – да ещё фунт ты одолжила соседу – молчи, дорогая, – значит, ещё фунт… и, дорогая… – ну вот и всё! Как я сказал – девять фунтов семь шиллингов и девять пенсов? Да, так и есть, девять, семь и девять. Вопрос теперь в том, сможем ли мы прожить год на девять фунтов семь шиллингов и девять пенсов в неделю?
– Ну конечно сможем, Джордж! – восклицала она.
Сказать по правде, она готова была на всё ради Венди. Но мистер Дарлинг твёрдо стоял на своём. Нет, он был просто великолепен!
– Не забывай про свинку! – предупреждал он её чуть ли не с угрозой в голосе.
И тут все начиналось сначала.
– Свинка – один фунт… То есть это я только так пишу, на самом деле, конечно, будут все тридцать шиллингов! Не прерывай меня! Корь – один фунт и пять шиллингов, краснуха – полгинеи. Итого – два и пятнадцать с половиной, не маши руками! Коклюш – пятнадцать шиллингов…
Так оно и шло, только результат каждый раз получался иной. Но в конце концов Венди всё-таки в семье оставили – свинку свели до двенадцати с половиной шиллингов, а корь и краснуху посчитали заодно.
Такое же волнение царило в доме и по поводу Джона, а Майклу пришлось и совсем туго; но оба были всё же приняты в семью, и вскоре всех троих можно было увидеть на улице: вместе с нянькой они чинно шли рядком в детский сад мисс Фулсом.
Миссис Дарлинг любила, чтобы в семье был порядок, а мистер Дарлинг хотел, чтобы у них всё было как у людей, так что, конечно, у детей была нянька. Но так как Дарлинги были бедны (ведь дети выпивали столько молока!), в няньки они взяли ньюфаундленда, собаку по кличке Нэна, у которой не было хозяев до тех пор, пока её не наняли Дарлинги. Она была собакой строгих правил и всегда относилась к детям с большим вниманием; Дарлинги познакомились с нею в Кенсингтонских садах, где она проводила большую часть своего свободного времени, заглядывая в детские коляски. К немалой досаде нерадивых нянек, она бежала за ними до самого дома и жаловалась на них хозяйкам.
Нэна оказалась просто сокровищем. Как строга она была во время купания! А ночью мгновенно вскакивала, стоило кому-нибудь из детей подать голос. Разумеется, её конура стояла в детской.