– Ну-ка, попробуй теперь сама.
На Кёрстен необычайной красоты фартук с оборками и такая же шапочка, чтобы ни один волосок не упал в тесто. Старательно высунув язык, она пытается раскатать тугое тесто – но скалка не слушается и норовит увильнуть в сторону.
– Нечего, еще научишься. Давай, вырезай кружочки, – скалка сменяется стеклянной рюмкой с ободком из колосьев, и вскоре из-под рук Кёрстен гурьбой выбегают маленькие разномастные пельмешки с начинкой из капусты, зеленого лука и картофельного пюре. У кого-то шляпка съехала набекрень, у другого положенный шовчик пришелся не посередине, а наискосок, но в целом, если отварить их в наваристом бульоне и подать с густой домашней сметаной, получится очень вкусно.
Полосатая Никса, которая давно уже перестала быть просто кошкой и даже заимела постоянное место на лоскутной подушке на подоконнике, щурила ярко-зеленые глаза и одобрительно принюхивалась к запахам. Для нее в отдельной кастрюльке варилась уха из рыбьих хвостов – как говорится, у каждого свои вкусы.
Сегодня уже пятница. Обычно Кёрстен ждала этого дня с нетерпением, ведь бабушка всегда старалась испечь что-то особенное. Вот и сегодня на противне красовались песочные рогалики и розочки из сдобного теста, щедро посыпанные маком и сахаром. Ничего, пусть фру Росен немного поспит, глядишь, нашей Хельге будет меньше работы, – посмеивается бабушка. Да уж, послушать сестру, так ее целыми днями заставляют чистить серебро, натирать паркет в главном зале – зачем, если там все равно никого нет? – и в любую погоду стирать белье в огромной лохани на заднем дворе.
Все бы хорошо, если бы не погода… Кёрстен с тоской посмотрела в окно, за которым с самого утра моросил противный мелкий дождик. Стрелка часов уже перешагнула отметку с потемневшей десяткой, и скоро нужно было отправляться в Росенхольм, или замок Серых роз, как его называли между собой горожане. Розы там и вправду росли, всех цветов, а само поместье в любую погоду казалось серым и неприветливым.
Пару лет назад, когда сестра только начала работать горничной, Хельга страшно пугалась огромного пустого дома, плакала и просилась домой. Но Кёрстен тогда много болела и нужны были деньги. Каждый раз, когда Кёрстен об этом думает, ей становится страшно жаль Хельгу и хочется разбогатеть, чтобы ни сестре, ни матери не приходилось так много работать. Те бусы, кстати, она на всякий случай показала местному ювелиру. Приладив свой монокуляр, господин Никвист, которого все в городке за глаза и в глаза звали Одноглазым Ником за привычку чуть прищуривать левый глаз, долго-долго рассматривал снежные кристаллики.
– Увы, обычное стекло, – со вздохом признал он, когда все до единой тридцать две бусины были тщательно исследованы со всех сторон. – Однако же, странно,