Когда вырасту. Елизавета Комарова

предметам и ни единого учебника. Эти два весельчака приходили в школу чисто пообщаться друг с другом и поржать.

      Миша сидел один за последней партой.

      Когда он снимал очки, было заметно, какой он красивый парень. Красивый, но вялый, говорили девушки.

      В прогулах, тусовках и хулиганстве Мишка не участвовал. Таких обычно не любят – говорят, «строит из себя».

      Но к Мише все хорошо относились, и ребята, и учителя. Он притягивал всех покоем и улыбкой.

      Ему не надо было суетиться, чтобы понравиться – он просто нравился.

      Учительница по литературе считала меня и Мишу соображающими в книгах людьми. Опросив всех на тему какого-нибудь Онегина и дождавшись тишины, она говорила:

      – Оля, а ты что думаешь?

      Я не всегда читала произведения, по поводу которых задавался вопрос, но, к сожалению, надо было что-то думать, раз спрашивают. Поэтому я что-то отвечала, и все были довольны.

      Дослушав меня, учительница говорила:

      – Миша, теперь ты.

      Бархатным голосом Миша ставил финальную точку в дискуссии на заданную тему.

      Эти сцены всегда предшествовали домашним сочинениям.

      А потом мы начинали что-то новое.

      И вдруг почему-то, когда мы проходили то ли Гончарова, то ли Пушкина, урок по теме отменился, и к нам пришел Мишин папа Самуил Аронович рассказать о Мандельштаме.

      Класс был шебутной, хулиганов много. Угомонить нас было трудно.

      Но когда стал говорить Самуил Аронович, народ затих и перестал плеваться из трубочек.

      Он стоял перед нами, очень грустный и славный: вот я, такой же, как вы, незаметный лысый человек в свитере, не умеющий орать и махать указкой.

      Прозвенел звонок, никто не ушел на перемену, мы слушали.

      Через полтора часа Самуил Аронович спросил, интересно ли было, какие вопросы. И кто вообще-то читал Мандельштама, если не секрет, конечно. Мол, может, я рассказываю, а вы и не знали раньше эту фамилию.

      Миша поднял руку. Потому что он один только Мандельштама и читал.

      – Ну теперь, ребята, думаю, вы прочитаете, – улыбнулся Самуил Аронович.

      Я прочитала всего Мандельштама из маминой библиотеки в ближайшую неделю, он стал моим любимым поэтом.

      Как-то ночью я шла по коридору, шаркая тапками, и разбудила этим шарканьем маму. Она подозвала меня к своей кровати: