IV
Осень 1836 года. У Пушкина новая беда: его супругу преследовал Дантес, приёмный сын французского посланника Геккерна. А Наталья Николаевна ничего не скрывала от мужа. Так повелось у них в семье.
Пушкину и его знакомым прислали анонимные письма, где Наталью Николаевну обливали грязью. Как защитить честь – свою и жены? В то время считалось: надо стреляться с обидчиком на дуэли, убить его или умереть самому. И Александр Сергеевич вызвал на дуэль Дантеса.
Но послание Пушкина попало к старому Геккерну. Тот надеялся мирно разрешить дело и обратился за помощью к Жуковскому.
«Требую тайны…»
По мнению Жуковского, историю с письмами лучше всего было сохранить в тайне. Василий Андреевич предлагал это Пушкину: «…ради Бога, одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства, а жену твою от совершенного посрамления».
Жуковский видел, как разгневан, неудержим поэт. Старался его успокоить: «Итак, требую тайны теперь и после. Сохранением этой тайны ты так же обязан и самому себе, ибо в этом деле и с твоей стороны есть много такого, в чём должен ты сказать: виноват! Но более всего ты должен хранить её для меня: я в это дело замешан невольно…»
Дуэль на этот раз не состоялась. Она была впереди. И прошла без ведома Жуковского.
Письмо к отцу
15 февраля 1937 года Жуковский написал длинное письмо отцу Пушкина – Сергею Львовичу. Александра Сергеевича уже похоронили.
«Я не имел духу писать к тебе, мой бедный Сергей Львович. Что мог я тебе сказать, угнетённый нашим общим несчастьем, которое упало на нас, как обвал, и всех нас раздавило? Нашего Пушкина нет!.. Ещё по привычке продолжаешь искать его… ещё посреди наших разговоров как будто отзывается его голос, как будто раздаётся его живой, весёлый смех, и там, где он бывал ежедневно, ничто не переменилось, нет и признаков бедственной утраты, всё в обыкновенном порядке, всё на своём месте… В одну минуту погибла сильная, крепкая жизнь, полная гения, светлая надеждами. Не говорю о тебе, бедный дряхлый отец; не говорю об нас, горюющих друзьях его. Россия лишилась своего любимого национального поэта. Он пропал для неё… достигнув до той поворотной черты, на которой душа наша, прощаясь с кипучею, бурною, часто беспорядочною силою молодости, тревожимой гением, предаётся более спокойной, более образовательной силе здравого мужества, столько же свежей… но более творческой…»
Пожалуй, никто и никогда не говорил о Пушкине с такой любовью и пониманием. Жуковский разглядел гений Пушкина-отрока, был свидетелем всей его жизни, видел, в каком направлении развивался поэт.
«Первые минуты ужасного горя для тебя прошли; теперь ты можешь меня слушать и плакать, – обращался к Сергею Львовичу Жуковский. Я опишу тебе всё, что было в последние минуты твоего сына, что я видел сам, что мне рассказали другие очевидцы».
После дуэли
Дуэль происходила 27 января. Жуковскому рассказали: самообладание Пушкина