Aufstehen! Подъем! Сигнал на перекличку… Блочная включила свет. Мы только легли, а уже пора вставать. 3:30 утра. У нас три минуты, чтобы схватить свои лохмотья, спуститься с койки, одеться и собраться на улице. Я пытаюсь нащупать одежду.
Блочная проходит перед нашей койкой: я еще не готова. Однако я на втором ярусе, в хорошем месте. Поскольку я пришла последней, то сплю с краю, мне не нужно выбираться, как остальным – ждать тех, кто мешкает. Неожиданно меня обжигает боль. Я не вижу, откуда она исходит, лишь слышу – Schlag! Schlag![7] – и чувствую как палка прохаживается по костям. Меня впервые в жизни бьют. И я последний раз раздеваюсь перед сном. Женщины, работающие в лагере, как это ни печально, имеют право нас наказывать. У них есть власть, и они ею пользуются.
Перекличка длится недолго. Каждая блочная считает только депортированных из своего барака. Сколько нас там? 600? 700? По правде сказать, не имею представления. Мы стоим на улице, выстроившись в шеренгу, напоминая привидения. Стоит ноге заступить за линию, как следует удар. Все места в шеренге должны быть заняты. На перекличке должен откликнуться каждый. Даже больные, даже мертвые. Если одной из нас плохо, мы выносим ее из барака и поддерживаем: она не имеет права сидеть или лежать. Мертвых мы оттаскиваем. С первой умершей в бараке мы обращаемся уважительно, мы поражены ее смертью, с нами это впервые. Мы берем ее за ноги и за руки, одна девушка впереди, вторая сзади; зад мертвой немного свисает к земле. Мы пытаемся положить ее как полагается, с достоинством. После этого у нас больше не будет ни времени, ни уважения к смерти: тела свалены в кучу, руки торчат, головы болтаются. Впервые проснувшись в Биркенау, я увидела груды тряпок в углах хижины. Это были умершие той ночью.
Перекличка окончена, счет сошелся. Требуются добровольцы для доставки «кофе». Барак далеко от кухонь, и добровольцев нет. Ударами прута капо сгоняет в группу двенадцать человек. По четыре на бочку. Бочку нужно держать за металлические ручки: две спереди, по одной заключенной на ручку, и две сзади на одну ручку. Те, кто сзади, должны одной рукой держать ручку, а вторую положить на плечо девушки, которая впереди, чтобы не наступать ей на пятки. Когда мы возвращаемся с кухни, начинается раздача. Девушки подают нам кофе в железной миске или консервной банке, которыми пользовались так долго, что края заржавели. Это напоминает мне мое детство – тогда в некоторых домах не было ни алюминиевых, ни серебряных приборов, и пользовались железными: меня забавляло, как они липли к губам… Нас пятеро в шеренге, пятеро на одну чашку. У нас нет ложки, «слишком шикарно для евреев». Те, у кого большой рот или кто умеет глубоко вдыхать, имеют преимущество. Первая пьет,