– Посмотрим, – зло усмехнулся Свет; он уже понял, что мир, приславший сюда этих людей, тоже не свободен от зла.
Теперь стойку и прыжки охотника Бонго принял за издевательство. Его глаза вспыхнули недобрым огнем, а толстые губы ужались в прямую тонкую линию. Олимпийский чемпион наскочил на охотника, впервые увидевшего настоящую боксерскую стойку, и нанес серию молниеносных ударов. В финале Олимпиады такой серии хватило для нокаута. Здесь удары провалились мимо противника, а черный подбородок встретил единственный встречный прямой удар правой. Не сдержи Свет холодной ярости, и на землю упал бы бездыханный труп. У охотника мелькнула мысль, отдать волю силе, которая сама должна была решить – жить этому человеку, или нет. Но он решил не уподобляться противнику. Потому удар хоть и выглядел всесокрушающим, на самом деле был точно дозированным – даже не сломал Бонго челюсть.
Комиссар упал на камни словно мешок. А Свет даже не стал дуть на кулак, весь превратившись в одно большое ухо, которое разобрало удаляющееся:
– А этот Свет очень даже неплох! И силой владеет немалой. Что там еще было в его памяти?..
Чародей словно перебирал сейчас липкими пальцами книгу, в которой каждая страница была отдельным заклятьем, а каждая буква пылала колдовской силой. Даже через огромное расстояние Свет ощутил безмерное изумление чародея, когда тот «перелистнул» очередную страницу:
– Великое Небо! Это же заклятие Тагора! Этот парень или ничего не знает о даре бессмертия, или глупец почище самого Тагора! Тот прожил тысячу лет не старея, и умер от собственной руки – а больше от скуки. Лишь один человек может пользоваться этим заклятием. Этот Свет знает тайну Тагора, и не пользуется ей!
Как там: «Мене, тэке…". Проклятое небо! Никогда не мог запомнить сразу больше десяти слов. Может, вернуться? Нет! Свет сам приползет ко мне на коленях со своей тайной…
– Как же, жди.., – прервал его чей-то суровый голос.
Горн похолодел и скривил лицо в жуткой гримасе – впервые кто-то перебирал пальцами его мысли помимо воли самого чародея. Он торопливо зашептал слова заклятия, прерывая невидимую нить, и злорадно усмехнулся, уже неслышимый Светом:
– Значит, Весна…
Весна как раз вышла вслед за Гарденом на высокое крыльцо замка, когда к ним подбежал Мамудин – младший из парсов, за долгую зиму вполне сносно овладевший франским языком. Но сейчас он, казалось, забыл все слова, кроме одного. Обратив испуганный взгляд на барона, а потом на молодую хозяйку, прижавшую к груди закутанного ребенка, он ткнул в сторону ворот:
– Там, там…
Гарден