Накануне дед позвонил снова:
– Саня, сынок! Ну ты чего там, совсем заучился?
– Привет, дед! – обрадовался Саша. – Не совсем, конечно!
– Ты когда приедешь ко мне? Дрова-то лежат…
– Дед, все, приеду! Сто процентов, завтра приеду! – Саше было стыдно, что он тянет с дровами столько времени.
– Так я тебя жду завтра? – переспросил дед.
– Да, буду. Только давай я… не с самого утра, ладно? После обеда приеду?
– Да как удобно, сынок. Только дров-то много…
– Ничего, успею.
– Ночевать будешь? – спросил дед.
– Обязательно! – Саша обожал оставаться у деда. Здесь проходили все его школьные каникулы, и каждый уголок дома и большого двора напоминал о детстве. Тогда все было как-то так, как и положено: дед брал его с собой на рыбалку, а бабушка к их приходу пекла что-нибудь вкусное – пироги или булочки… Зимой маленького Сашу укладывали спать на печке, а летом он часто ночевал в сарае, где хранилось сено для коровы Дуси. Сейчас коровы уже не было, она умерла своей смертью в положенный срок: дед не позволил колоть ее на мясо, даже тогда, когда она стала совсем старой и почти перестала давать молоко. «Что это мы, Дусеньку нашу убить дадим? – возмущался он. – Да ни за что! Пусть живет животинка, она нам как дите!» Так и дожила она свой коровий век в тишине и спокойствии, окруженная заботой и любовью. Соседи крутили пальцем у виска, мол, Леонидыч совсем того, ку-ку, корову пожалел, да и деньги какие пропадают, однако деду на соседей было глубоко наплевать. Он всегда поступал так, как считал нужным, если и оглядываясь на мнение окружающих, то крайне редко и как-то про себя, что ли. Никто бы и не подумал, что Иван Леонидович Корольков беспокоится о том, что думают про него другие.
Надо сказать, что именно это качество, унаследованное от деда, очень помогало в жизни и Саше.
– Ка-а-ать! Проснись!
В ответ Катя хрипло промычала что-то нечленораздельное. Она всегда спала очень крепко и, чтобы ее разбудить, требовались определенные усилия.
– Катерина! А ну-ка просыпайся, – Саша сдернул с нее одеяло, – подъем!
– Саша… Отстань… Рано еще…
– Проснись! – он дернул ее за ногу. – Да что ж такое!
«Если бы меня так тормошили, я бы уже подскочил, как ужаленный, а она даже не пошевелится, надо же! – думал он. – Может, это потому что я… потому что мы с ней… – улыбнулся он сам себе. – Устала, козочка…»
– Ну что такое-то, а? – Катя открыла глаза. – Что?
– Ну? Проснулась?
– Проснулась, – проворчала