Проголодавшись, заходили в пирожковую или в кафе Север, на западный манер Норд, он угощал ее сладостями, благо, фигурка позволяла.
Чувство накапливалось исподволь.
На последнем свидании она предложила ему сходить повеселиться в кафе Сайгон. Слух о злачном местечке достиг и ее маленьких ушей. Рассказывали, что там, на углу Невского и Владимирского проспектов, собирается неформальная молодежь: поэты, художники, музыканты – андеграунд. Она все активнее проявляла интерес к языкам и знала, как это переводится: подполье. Хотелось посмотреть, что за подполье. Спросила: почему Сайгон? Она всегда его спрашивала, а он всегда отвечал. Он многое знал про то и про это. Ее привлекали люди с кругозором. Выяснилось, что и про Сайгон ему известно. Он сказал, что сначала была безымянная кофейня, сменившая несколько названий, прижилось одно, легенда гласила, что какой-то рассерженный милицейский чин прикрикнул: что вы тут курите, безобразники, какой-то Сайгон устроили! Столица Южного Вьетнама была в ходу, в разгаре была война между американцами и вьетнамцами. С тех пор и пошло: Сайгон да Сайгон. На предложение зайти туда он ничего не ответил. Может быть, не услышал из-за дождя. Она повторила просьбу. Он состроил гримасу. Она увидела и слегка скисла. Он увидел, что она скисла, и, кажется, ему это не понравилось.
Погода оказалась на ее стороне. Днем зарядил мелкий дождь, а к вечеру вдруг полило, как из ведра. Они были как раз напротив Сайгона, не оставалось ничего другого, как спрятаться от водных потоков там.
А там, несмотря на довольно ранний час, уже дым стоял коромыслом. Почему коромыслом, мельком подумала она, как всегда, внимательная к словам. Публика дымила от души. Он использовал свой запас еще во дворе-колодце – начав заниматься спортом, бросил и больше не баловался. Она иной раз баловалась. Он был против, и она подчинилась. Выяснилось, что она не имеет ничего против подчинения. Подчиняясь, она как бы признавала его права на нее. Настаивал ли он на них – этого она не ведала, но подобных разговоров не затевала, приняв раз и навсегда, что он из тех, кому должна принадлежать инициатива.
Нашли местечко неподалеку от входа, она с любопытством озиралась, он вел себя так, будто бывал тут не раз.
Пестрая, безалаберная, противоречивая Москва собирала стадион в Лужниках на Ахмадулину, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского. Чиновный и чинный Питер предоставлял маленькое помещение прокуренного Сайгона Бродскому,