Мелисса рассказала всё, без утайки. Про шум в коридоре, про золотой шлейф Лео, затянувший её в эту авантюру, про Ноа и про подслушивание разговора директора с королевой, который не стоило подслушивать. На моменте встречи с Дафной речь её стала медленнее, а слова – более щепетильно подобранными. Она боялась случайного откровения, которое могло бы сорваться с её губ.
– После – в библиотеку прибыли вы вместе с Верховным Башни Дня. Вернулась учитель Кассиопея и отвела меня, Лео и Рамону обратно в наши комнаты, успокаивая. Даже напоила горячим чаем с ромашкой. Всё.
– Больше ничего подозрительного ты не заметила?
– Нет.
– И каковы твои мысли по поводу убийцы, на кого думаешь?
Мелисса нахмурилась.
– Я об этом не думаю. Мне некого подозревать.
– Не показалось странным, что артефакт лежал без единой защитной магии?
– Показалось.
– Мог ли это быть кто-то из тех, с кем ты вошла в библиотеку? Кто-то из твоих одногруппников?
– Очевидно, что нет. Им не хватило бы мозгов для этого. – безутешно подметила она.
Ариэль долго всматривался в лицо своей ученицы, в попытке пробить брешь, и Мелисса встречала его взгляд с боевой готовностью, но спустя целую вечность тот лишь приподнял уголок губ, отведя глаза.
– Говоришь, Рамона не могла двинутся с места, а потом клинок сам выпорхнул из её рук?…
– Именно так.
– Тогда я должен опросить и Рамону.
– Удачи вам. – пожала Мелисса плечами, – Я могу идти по своим делам?
– Иди. И больше никому не рассказывай того, что видела в ту ночь.
*****
На следующее утро Мелисса проспала свой подъём. Пришлось разительно быстро собираться, одеться в школьную форму и умыться. Её соседка уже ушла, оставив кровать по привычке не заправленной, поэтому Мелисса выскочила из своей маленькой и скромной комнаты, боясь опоздать на ежемесячное собрание.
Снаружи уже кипела жизнь.
Одинокий ночной коридор вдруг по утру превратился в многолюдное шествие студентов в одинаковой одежде. Высокие юноши, сверкающие с самого утра своими обольстительными улыбками, молодые барышни, в смущении опускающие блестящие глаза, и маленькие дети, рассыпавшиеся словно горох и чудом не сталкивающиеся с другими учениками. Утреннее пение птиц заглушали хохот толпы, пронизанный басом и чистым сопрано.
От гула и душной тесноты Мелиссе стало дурно. В таком течении было бы настоящей удачей не коснуться никого никакими частями тел, ведь Мелисса, с самого детства ненавидящая излишнюю тактильность, так и не привыкла к нарушению личных границ.
Это было настоящим испытанием – жить в академии и не нарушать чьих-либо границ.
Несмотря на разношёртность, все как один, шли в одном направлении – покидали ученические спальни на всех пяти этажах и спускались