Всякая нить – это линия, но не всякая линия – нить. Линия другого вида – след, запечатленный в поверхности. Это может быть тропа, проложенная на земле, по мере того как люди пробираются между знакомыми местами. В этой истории мачеха велела девочке идти по дороге в лес до поваленного дерева, а затем повернуть налево, держа нос по ветру. Так она и нашла дорогу к дому своей тетки. Но в реальной жизни держать нос по ветру – значит идти по следу, обращая пристальное внимание на все те маленькие подсказки, что оставлены в земле теми, кто прошел раньше. Это странствие. Но можно быть странником и в пространстве страницы, идя по следам, оставленным рукой писца. Ведь так же, как в ткачестве нити уткá проходят взад и вперед между нитями основы, в письме – по крайней мере, до появления печати – чернильный след, оставляемый пером, проходил вверх и вниз, между линейками на странице. Не могли ли параллельные линейки страницы манускрипта быть созданы по образцу нитей основы ткацкого станка, а письменный текст – по образцу тканого полотна? Тому есть немало подтверждений. Похоже, в странствии, равно как и в письме, нити становятся следами.
Разумеется, в наши дни люди склонны отбрасывать народные сказки как устарелые диковинки. Мы живем в эпоху, когда повседневное ремесло швеи или вышивальщицы, орудующих иголкой и ниткой, стало анахронизмом, когда ткани, изготовленные вручную, существуют разве что в музеях и галереях, а искусство письма стало заповедной зоной каллиграфов. В опыте сегодняшних молодых поколений, привыкших к моторизованному транспорту и воспитанных на клавиатурах, тропы уступили место дорогам с твердым покрытием, а письмо от руки – набору текста. Больше нет линий, которым следуют, есть лишь входные данные, которые складывают. Вот почему мы не можем мыслить о линиях, не подумав сперва о соединяемых ими точках. В сетевом мире модным словцом является гиперконнективность. В таком мире фиксированных точек, а не блуждающих линий, нет места шитью, ткачеству, странствию и письму от руки. Многие возразят, что желать их возвращения – это просто ностальгия. Но я с этим не согласен и предлагаю эту книгу в качестве противоядия. О каком будущем может идти речь там, где все уже соединено? Я считаю, что для того, чтобы следующие поколения продолжили там, где мы остановились, необходимы свободные концы. Молодые поколения должны уметь собирать нити и следы прошлых жизней в процессе плетения и написания своих собственных. Лишь тогда можно надеяться на обновление в грядущие времена.
Тим Ингольд
Абердин, 17 мая 2023 года
Предисловие к изданию Routledge Classics
«Это теория? Это метафора?» Сидя за большим прямоугольным столом, мои инквизиторы – группа видных специалистов в области общественных наук, членам которой поручено отбирать кандидатов на присуждение престижных профессорских грантов, – хотели выяснить, что именно я имел в виду, предлагая проект исследования в области «сравнительной антропологии линии». Линия – это не название теории, ответил я, и она не используется мной в качестве тропа, призванного, по аналогии, вызвать в воображении некое свойство или свойства мира, которые могли бы стать темой моего исследования. Линии, настаивал я, сами представляют собой феномены, достойные исследования. Они реально существуют – в нас и вокруг нас. Действительно, от них не скрыться, ведь при любой попытке ускользнуть от линий мы лишь проводим еще одну. Не знаю, ухватили ли члены комиссии мою мысль, поскольку я не присутствовал на их совещании, но они всё равно присудили мне грант – и очень кстати, поскольку, если бы они этого не сделали, «Линии» наверняка так и не были бы написаны. Но я часто размышлял над их вопросом, поскольку впоследствии его задавали многие другие. Почему теория и метафора должны считаться единственными альтернативами в отношении линии? Почему линия не может быть столь же реальной, как и то, что вдоль нее проходит, если, конечно, первую вообще можно отличить от второго? И если идея о том, что линии могут быть реальными, чужда нашему мышлению, то что побудило меня погрузиться в странный мир их переплетений? На данный момент у меня есть три возможных ответа, и в каждом из них, как мне кажется, содержится доля истины.
Первый возможный ответ кроется в моем воспитании. Мой отец был микологом, специализирующимся