После испытания дворовых, Димитренко отправил их в Вильно с поименным списком, в котором значились способности и качества каждого. Будущий поэт был отмечен – «годным для комнатного живописца».
Однако на этот аттестат в Вильно не обратили внимания, и Шевченко сделали «комнатным казачком», занятие которых состояло в постоянном пребывании в передних, в подавании трубки и проч. Но и здесь художник вырвался наружу: Шевченко срисовывал все, как только находил время и место.
Барин в это время путешествовал по России; Шевченко следовал за ним в качестве неотлучного казачка. Прошел год; барин, может быть, заметил наклонности к художеству у Шевченка и, в бытность свою в Варшаве, отдал его в науку к комнатному живописцу, но последний, обладая искусством красить только потолки и стены, заметил необыкновенные способности ученика и объявил об этом барину, посоветовав отдать Шевченка известному в то время портретисту Лампи. Энгельгардт, в надежде иметь своего хорошего художника, воспользовался советом и «казачка» преобразили: обчистили, вымыли, приодели и приказали ходить на уроки, которые, однако, продолжались недолго: по случаю восстания в Польше, Энгельгардт уехал в Петербург, а всю свою дворню приказал отправить туда по этапу; этот прием объясняется тем, что помещику не хотелось тратиться на доставку людей, да кстати, чтобы быть гарантированным от побега с дороги.
По прибытии в Петербург Энгельгардт не оставил намерения сделать из Шевченка «своего» художника и отдал его на 4 года к живописцу Ширяеву. Этот новый учитель Шевченка применял точно такие же приемы в преподавании, как и предыдущие его наставники, – т. е. дьячок-спартанец, дьякон-«маляр» и другой дьячок – «хиромантик».
«Несмотря на весь гнет его тройственного гения, – пишет Шевченко, – я в светлые осенние ночи бегал в Летний сад рисовать со статуй». В это время Шевченко познакомился с художником – земляком, Иваном Максимовичем Сошенко… И. М. Сошенко так рассказывает о своем знакомстве с Тарасом Григоровичем: «Когда я был «в гипсовых головах», или нет, кажется «в фигурах», не то в 35-м, не то в 36-м году, вместе со мной приходил в академию швагер Ширяева. От него я узнал, что у его зятя находится в мальчиках мой земляк Шевченко, о котором я кое-что слыхал еще в Ольшаной, живя у своего первого учителя, Превлоцкого. Я убедительно просил. родственника Ширяева прислать земляка ко мне на квартиру. Узнав о моем желании познакомиться с ним, Тарас на другой же день, в воскресенье, отыскал мою квартиру в 4-й линии Васильевского острова и явился ко мне в таком виде: на нем был замасленный тиковый халат; рубаха и штаны из толстого деревенского холста были запачканы в краске; босой, «расхристанный» и без шапки. Он был угрюм и застенчив.
С первого же дня я заметил в нем сильное желание учиться живописи. Он начал ходить ко мне, не пропуская ни одного праздника. Во время таких посещений, Тарас