масло сливочное – две пачки;
яйца – десять штук. Даша говорила, что лучше двадцать, но я почему-то купил только десять – не помню почему;
молоко – два пакета, на них еще такие смешные буренки были нарисованы;
сливки тридцати – тридцати пяти процентов жирности. Даша объясняла, что в принципе можно меньше, но лучше 35-процентные. Помню, что в ближайшем магазине таких сливок не было, и пришлось идти в другой – по ту сторону Ленинградки;
мука пшеничная, высший сорт – один кг;
шоколад горький – три плитки;
миндаль. Даша просила миндаль купить обязательно, хотя бы сто граммов, и я радовался, что его нашел, и поэтому купил двести;
сладкий ликер для торта – я принес ликер «Моцарт», и сейчас Вольфганг Амадей с этикетки раскланивался с Вольфгангом Амадеем Мособлсовнархоза РСФСР. Пудинг, знакомься, это Алиса. Алиса, знакомься, это пудинг.
Еще Даша сказала купить спиртное для нас и чего-то пожрать. Я принес Chivas Rеgal и сыр. Эмменталь или маасдам. С дырками.
И тут Моцарт Мособлсовнархоза кончился. И появилась Даша. Она поцеловала меня, и я проснулся. Хотя это был не сон. Я не знаю, как это объяснить, да и вообще пока «это» не начнет происходить с вами – нет никакого смысла «это» обсуждать. Поверьте мне. Ну в смысле тебе. Ты – это Бог. Хотя возможно, что это сказал твой второй.
– Откуда ты? – спросил я Дашу.
– Хорошо, – ответила мне Даша, даже не попытавшись объяснить, что в «этом» хорошего.
– Но ведь «это», – тут я замолчал, пытаясь хоть как-то осознать «это».
– Откуда ты узнала, где я? – выпалил вдруг я. Вряд ли можно было придумать вопрос глупее.
– Как откуда? – нашла достойный ответ Даша. А потом спохватилась: – А где мои туфли?
Какое-то время мы с Дашей искали ее туфли, как будто ничего важнее не было на свете. Не нашли. «Это» продолжало происходить.
– Знаешь, у меня такое чувство, что я что-то забыла, – сказала Даша. И вдруг обняла меня, прильнула. – Ты меня любишь?
И когда она сказала это, я понял, что именно забыла Даша: что мы никогда не говорили с ней о любви, – мы предпочитали заниматься любовью, а не говорить о любви. Хотя нет, говорили – тогда, когда она впервые пришла, она сказала в этой самой комнате: «Может, перестанешь трахать мне мозги и трахнешь меня по-настоящему?» Кто-то может сказать, что она вовсе не о любви говорила, но я уверен, что о любви.
Тогда я, разумеется, трахнул ее, и именно это я должен был сделать сейчас, но вместо этого почему-то замямлил:
– Ой, ну что ты говоришь такое, – высвободился из Дашиных объятий и сказал, стараясь не смотреть на нее: – Ты подожди меня… я сейчас уйду ненадолго…
– Нет, – вцепилась в меня Даша.
– Что такое? Почему?
– Я не знаю. Я не могу… – Даша чуть не плакала.
– Что ты не можешь?
– Мне кажется, я должна тебя все время