– Так я сам её смахнул, чтоб менты следом не перелезли!
Клыш ошарашенно почесал подбородок. То, что, сбив бочку, он тем самым обрёк на арест товарища, в соображение не принималось.
– Рыло тебе, что ли, начистить, подлецу? – задушевно прикинул Данька.
– А чего рыло? С чего сразу рыло? – притворно загорячился Робик. – Погоди, замою.
Он поплевал на свежий платок, заботливо отёр кровоточащую щёку. – И потом – за что? Ну попали бы оба. А мне в ментовке светиться нельзя. Как раз при тебе последнее китайское предупреждение получил.
– Редкостный ты прохвост! – только что не восхитился Клыш.
– Пожалуй, что и прохвост, – охотно согласился Робик, сообразивший, что бить не будут. – Зато честный! Вот если б случись наоборот, неужто сам так же не сделал бы? Все мы на подлянке живём.
Заметил, что опасные глаза вновь сузились, заторопился:
– Заныкаться нам на время надо! Менты наверняка город шерстить начнут!
Непосредственная опасность миновала. И Робик вновь ожил. Всколыхнулся:
– В «гадюшник» нырнём! Там отсидимся. «Божественную комедию» Данте помнишь?
– Допустим.
– А хоть и не допустим. Сейчас наглядишься. Все круги ада в одном флаконе.
Гадюшником в городе называли студенческое общежитие. Изначально отстроили его для политеха и мединститута – пополам. Но в стародавние времена после Ташкентского землетрясения третий городской вуз – педагогический – в порядке братской помощи принял на учёбу двести студентов-узбеков. Решением исполкома разместили их как беженцев на двух верхних этажах общежития. Временно, конечно. С тех пор прошло два десятка лет.
– Ага! Как же – временно, держи карман! – в радостном предвкушении тараторил Робик. – Узбеки, вроде тараканов. Завелись, так уж никаким дустом не выведешь. Зато какое общество собирается! Сплошной отстой! Артисты после спектакля захаживают. Познакомишься – оценишь, глаз не оторвёшь. Шпана с Советской кучкуется. Может, самого Лапу застанем. На крайняк у меня там чувиха. Если что, приютит. Ты, главное, Робика держись! С Робиком не пропадёшь.
О том, что сам втянул приятеля в мутную, гнилую историю, а после бросил, Баулин уже благополучно забыл.
В «гадюшник» пробирались тихими, двухэтажными закоулками, прижимаясь к домам. Пару раз на параллельных улицах завывала милицейская сирена. Они ныркали в арки, пережидали. Робик вошёл во вкус и вёл Клыша за собой – с видом лазутчика на вражеской территории.
Перебежками добрались до обшарпанного пятиэтажного здания с вывеской «Общежитие № 1». Постояли напротив, укрывшись под клёнами. Ни милицейских машин, ни милиционеров в форме не увидели.
– Ну, Бог не выдаст! – Робик размашисто перекрестился.
Прежде чем шагнуть, подтолкнул Клыша локтем, задорно подмигнул:
– А классная всё-таки шкода выдалась! Будут помнить!
Клыш не нашёлся, что ответить. Такого удивительного, искреннего подонка