Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Если благодарные эмигранты из Азии считают, что обязаны своей жизнью Америке, то ребенок считает, что пожизненно обязан родителям за их страдания. ‹…› Готова признать, что все бремя истории лежит только на моих плечах.
Ладно, Макфлай, порядок. Возьми себя в руки. Это сон. Просто очень похожий на правду.
Посвящается маме, ясное дело
пролог
Телефон разряжен до семи процентов, а платье мне мало.
Я запретила себе одергивать красную ткань, прилипшую к попе, и паниковать из-за телефона. Сосредоточься на главном.
Обшарила глазами толпу.
Да, бал в честь начала учебного года проходил в спортзале, но оргкомитет умудрился превратить это помещение в нечто вполне романтическое. Повсюду развесили полоски фольги – по баскетбольным кольцам, по футболкам чемпионов в рамочках, трибуны украсили серебряными шариками. Все остальное тонуло во мраке – из освещения были только прожекторы всех цветов радуги. На блестящем полу толпились танцоры – яблоку негде упасть.
Я отыскала взглядом Присциллу – дивное видение в льдисто-голубом – за секунду до того, как в зале погас свет и раздались наигранно-испуганные вопли. Все разнаряженные гости нервно переминались с ноги на ногу – их радостное возбуждение граничило с подлинным страхом.
Во тьме мы пробыли недолго. На середину танцпола упал яркий луч прожектора – в нем стоял директор Баррет: к лицу приклеена улыбка, мохнатые брови наползают на оправу очков, костюм мешковатый и бесформенный.
Грянул Insane in the Brain группы Cypress Hill, свет запульсировал, директор Баррет странно задергался, поджав локти к груди и шаркая ногами в такт музыке.
Мама дорогая. Это ж он танцует.
Хохот в спортзале доброжелательностью не отличался. Что, сбрендившие директора существуют не только в плохих подростковых фильмах? Впрочем, не знаю, чему я тут удивилась. В последнюю неделю все вокруг напоминало плохое подростковое кино.
Музыка, к счастью, перешла в фоновую.
– Настал тот миг, которого вы все так ждали! – проревел директор Баррет.
– Вы сейчас застрелитесь! – взвизгнул кто-то из зала.
Хохот. Ну они и фрики.
Директор Баррет храбро все выдержал.
– Сейчас будут объявлены имена короля и королевы бала!
Зал отчетливо заволновался. Кто-то рядом со мной пискнул от неподдельного восторга.
Я посмотрела на Присциллу с этими ее локонами в стиле Ширли Темпл – черными, блестящими, безупречными. Они так и скользили по голым плечам – атласное платье было без лямок. Кожа, припорошенная блестками, посверкивала. Она была красива до боли – просто девушка мечты.
Присцилла перехватила мой взгляд, скорчила рожу:
– Сфотографируй – лучше запомнится.
Моя улыбка превратилась в злобную гримасу.
– У тебя прыщик из-под консилера видно.
Ладонь ее взлетела к подбородку. Микрофон хрюкнул, и мы обе стали слушать Баррета дальше.
Все зависело от одного этого мгновения. И тогда лихорадочная несусветица в стиле Дэвида Линча и длиной в неделю канет в прошлое. Уж надеюсь.
Очень хотелось вернуться домой.
Мы одновременно протянули друг другу руки.
Я стояла и ждала, назовут ли мою маму королевой бала.
глава 1
Мама моя очень любит рассказывать одну историю – про день моего рождения. В Лос-Анджелесе стояла рекордная засуха. Но, когда у мамы отошли воды («Вот Богом тебе клянусь, Саманта, ничего не выдумываю»), небеса разверзлись и хлынул ливень.
Десятилетняя засуха завершилась в тот самый день – ее смыло водяными потоками. А когда через одиннадцать часов я появилась на свет, в больнице отключили электричество, так что лицо мое мама впервые увидела в режущем глаза свете мобильника медсестры.
Когда