Казалось, наконец достигнут долгожданный компромисс между думским Временным комитетом и царем. Но революция ломала и крушила все эти политические сделки «верхов», совершавшиеся за ее спиной. Когда генерал Рузский со станции поехал к себе в штаб, чтобы по прямому проводу сообщить Родзянко «радостную весть», он еще не знал, что положение в Петрограде круто изменилось, что движение масс приобрело новый мощный импульс. Разговор Рузского с Родзянко начался в 3 часа 30 минут утра 2 марта и продолжался четыре часа. То, что услышал Рузский, потрясло его до глубины души. В ответ на сообщение, что уже заготовлен манифест об «ответственном министерстве», Родзянко заявил, что этот манифест запоздал, что он никого уже не удовлетворит, потому что «настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко», и что «династический вопрос поставлен ребром»[117]. Действительно, днем 2 марта, когда Милюков, выступая в Таврическом дворце (в это время царь еще не отрекся, но Милюков уже знал, что в Псков выехали Шульгин и Гучков, чтобы добиваться отречения Николая II), заявил, что престол перейдет к наследнику царя Алексею при регентстве великого князя Михаила Александровича, в городе поднялась настоящая буря возмущения. Начались митинги протеста на заводах и в полках гарнизона. Орган Петроградского Совета газета «Известия» писала: «Династия Романовых ныне свержена… к ней возврата быть не должно»[118].
Напрасно Рузский в просительном тоне доказывал Родзянко, что царь пошел на все возможные уступки (отменил карательную экспедицию Иванова, согласился на «ответственное министерство»), и взывал к тому, чтобы «почин государя нашел бы отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар». Родзянко определенно дал понять, что только в случае отречения в пользу наследника Алексея «переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех и тогда кончится в несколько дней…». Этот разговор дорого обойдется Родзянко. В эмиграции вплоть до самой смерти (февраль 1924 г.) монархисты будут травить его за то, что он якобы ввел в заблуждение армейскую верхушку и под его влиянием генералы склонили царя к отречению. Но Шульгин в некрологе бывшему председателю IV Государственной думы напишет: «Главное, что ставят ему в вину, – это, конечно, то,