Глава 5.
Холодный, пронизывающий насквозь ветер и скользкая ночная дорога быстро привели Графа в чувства. Впрочем, успокоившись внешне, внутри он пребывал в состоянии глухой ярости, решительно отказываясь понимать произошедшее. На некоторое время он был выбит из колеи, но ненадолго – благодаря природному оптимизму и гипертрофированному самомнению. В результате он, чтобы успокоить себя, предпочел назвать неудачи этого вечера лишь досадным стечением обстоятельств. В конце концов, человек верит только в то, к чему внутренне уже готов, а Женька не был готов к поражению. До сих пор он достигал желаемого легко, без напряжения, и не было причин полагать, что это может когда-нибудь измениться: нельзя же отдельные неудачи превращать в традицию, тем более если дело касается женщин.
Граф давно не был мальчиком. Он решительно отбросил свою невинность уже тогда, когда многие из его сверстников вкушали запретный плод, в лучшем случае часами мастурбируя в туалете на открытки с кинодивами. Впрочем, это была особая история, которую Женька не то что рассказывать, но и просто вспоминать не очень-то любил…
Сколько уже сказано о советских коммуналках, а тема все еще не исчерпана до конца. Да и как ее исчерпать, если большинство тех, кого принято называть средним поколением, на собственной шкуре испытали все прелести «коммунального рая». Подчас забавно читать расплодившиеся в последнее время ностальгические опусы, посвященные тем временам. Мол, трудно жили, зато дружно и весело! Видимо, некоторых память подводит, забыли они гайки в борще и свары на кухне, утреннюю чечетку у запертой двери сортира и томительное ожидание банного дня по графику. А глаза-буравчики в замочных скважинах, днем и ночью бдительно сверлящие соседские спины, внимательно подмечающие каждый осторожный или, упаси боже, неосторожный шаг, они тоже забылись? Бред, такие глаза не забудешь никогда! Откровенно говоря, в коммунальном быте ровно столько же привлекательности, сколько в общественных уборных: иным нравится, но большинство тошнит.
Женьке его коммуналка на две семьи давно была поперек горла. С матерью и младшим братом они прочно осели на двадцати шести квадратных метрах жилой площади без каких-либо перспектив в будущем, в то время как их соседи менялись с удивительным постоянством. «Переселение душ» продолжалось до тех пор, пока в квартире не прописалась Варвара Зотова – тоже, как говорится, всерьез и надолго. Варька была матерью-одиночкой без положения и связей, а значит, и без реальных шансов продвижения в мифической очереди на жилплощадь, повторявшей все изгибы карьерной лестницы, по которой карабкалось вверх местное начальство вместе со своими многочисленными друзьями и родственниками. Впрочем, Варьке подобный вариант казался все равно лучше, чем и дальше